Ксеркс

Преследование карфагенского судна дорого обошлось эллинам. Прежде чем покориться судьбе, «Бозра» успела увести «Навзикаю» и пентеконтеру на просторы юга Эгейского моря. Ещё немного, и греческие моряки увидели бы скалистые мысы Крита. Перед триерой лежал долгий путь. Две тысячи стадиев, если плыть по прямой, отделяли корабль от Эвриппа, ближайшей точки, где можно было бы высадить на сушу гонца к Павсанию и Аристиду, однако извилистый маршрут между островами Киклад удлинял путь на одну четверть. Впрочем, о расстоянии никто не думал. Гребцы вкладывали в движения свои сердца, и «Навзикая» понеслась по волнам как дельфин. С пентеконтеры сняли всех свободных гребцов, чтобы облегчить путешествие триеры.

«Мы должны успеть вовремя и спасти Элладу!» — лишь эта мысль была в голове каждого — начиная с Фемистокла и кончая простым транитом.

Поначалу дело казалось нетрудным, руки были сильны. Ветер, подведший «Бозру», стих. Постепенно он уступил место полному штилю. Паруса вяло свисали с мачты. Наверх приказал свернуть их. Море простиралось перед «Навзикаей» стеклянной, свинцового цвета, равниной, след, оставляемый судном, далеко разбегался по мелким волнам. Чтобы ободрить людей, келевст приставил рупором ладони ко рту и затянул всем знакомую песню, к которой немедленно присоединилась вся триера:

Мчимся, мчимся над волнами,На вёслах, под парусами.Стоит лишь рукой взмахнуть,И короче сразу путь.Быстры кони Посейдона,

Нимфы требуют поклона.Небо синее над нами,Море синее под нами.Седой Форкий в глубине Не велит бежать волне.Эй, труби, труби, Тритон,Будет и тебе поклон.Ветры, парус надувайте,Путь-дорогу облегчайте.Мы ответим похвалой:

«Ветер, ты спаситель мой».Из своих пещер подводных,Дебрей диких, потаённых Прочь грядёт подводный люд,Глянешь, а они уж тут.И владычица морская,Тетис, волнами играя,Веселиться им велит.Эй, труби, труби, Тритон,

Будет и тебе поклон.Пена белая играет,Солнце путь нам освещает.Ходко мы идём вперёд,Радуйся, морской народ.Смейтесь, пойте вместе с нами,Смейтесь, смейтесь над штормами.Запретил им моря царь Бушевать, как было встарь.Будет гладкой нам дорога,

Да не прийдёт к нам тревога.Эй, труби, труби, Тритон,Будет и тебе поклон.

Люди на время ободрились. Однако от всевидящего взгляда Фемистокла, наблюдавшего за происходящим с мостика, не могло укрыться то, что напор вёсел начал ослабевать и гребцы стали хватать ртами воздух.

— Смена, — приказал он.

Запасные гребцы бросились, чтобы занять место наиболее уставших. Но замена могла принести лишь частичное облегчение, ибо запасных гребцов было всего пятьдесят человек на сто семьдесят вёсел. Отдых могли получить только слабейшие, да и те не хотели оставлять скамьи. Лишь громогласный приказ Амейны, посулившего поставить на целый день у мачты с якорем на плече всякого, кто откажется смениться, заставил успокоиться недовольных. Впрочем, песня скоро утихла. Слишком дорого было дыхание, чтобы сбивать его. И петь о ветрах, детях Эола, в полный штиль было как-то не к месту. Над кораблём раздавались лишь монотонные удары по билу. Поскрипывали кожаные уключины... Безмолвие повисло над триерой. Люди провожали взглядами проползавшие мимо острова: Феру, потом Кос, и вот впереди возникли более крупные Па рос и Наксос.

Главкон было попросился в первую смену.

   - Я сильный! Я способен двигать веслом! — крикнул ом едва ли не в гневе, когда рука Фемистокла остановила его:

   - Не надо. Иначе я сам сяду гребцом на скамью. Эти нс сколько дней ты провёл возле врат Аида, а тебе скоро потребуются все силы. Или ты не истмийский победитель, не самый быстрый бегун во всей Элладе?

Главкон отступил, не говоря ни слова. Теперь он понял, ради какой цели приберегает его Фемистокл: после того как «Навзикая» пристанет к берегу, ему придётся бежать изо всех сил, чтобы, преодолев всю Беотию, доставить весть Павсанию.