На вводимые в армии прусские порядки, поклонником которых был Павел I, русский полководец заметил: «Пудра — не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не немец, а природный русак. Немцев не знаю. Видел их со спины». За что и поплатился ссылкой в Кончанское. (В 1998 г. генерал Л. Рохлин за критику разгрома армии в ходе реформ Б. Н. Ельцина заплатил жизнью.)
У А. В. Суворова, как и у любого другого героя проекта «Имя Россия», можно найти негатив. В Польше Александра Васильевича не любят, так как он подавил (в Польше говорят — «утопил в крови») восстание 1794 г., после чего произошел окончательный раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией. А биографы Суворова отмечают не только молниеносные удары по повстанцам, но и уважительное отношение к пленным. На Северном Кавказе некоторые местные историки полагают, что Суворов уничтожил остатки Ногайской орды. Биографы считают, что Суворов действовал преимущественно дипломатическими методами. Он просто переманил местную знать на службу к «белому царю». Эта же тактика впоследствии оказалась наиболее эффективной в борьбе с горцами Чечни и Дагестана, которыми руководил Шамиль. В советское время было не принято говорить о том, что именно А. В. Суворов добил, изловил и доставил в Москву Е. И. Пугачева. В «Истории Пугачевского бунта» А. С. Пушкин рассказал о том, что А. В. Суворов по многу часов шел рядом с клеткой, в которой везли Емельяна Ивановича, и выспрашивал, как тот вел свою партизанскую войну. А в 1812 г. это пригодилось М. И. Кутузову.
И славы гром,
Как шум морей, как гул воздушных споров,
Из дола в дол, с холма на холм,
Из дебри в дебрь, от рода в род Прокатится, пройдет, промчится, прозвучит И в вечность возвестит,
Кто был Суворов...
Так написал об Александре Васильевиче Суворове Гаврила Романович Державин.
Сам А. В. Суворов хорошо понимал, кто он есть и для чего прожил свою жизнь. «Доброе имя должно быть у каждого человека; лично я видел это доброе имя в славе моего Отечества; мои успехи имели исключительной целью его благоденствие». Надпись на могиле А. В. Суворова в Александро-Невской лавре — «Здесь лежит Суворов» — не требует никаких пояснений. Это имя Россия и россияне хорошо знают.
Почему Иван Грозный пушистее Иосифа Сталина
Как-то один юродивый преподнес в пост Ивану Грозному кусок мяса.
— Я в пост мяса не ем, — сказал царь.
— Мяса, значит, не ешь. А кровь христианскую пьешь? — спросил юродивый.
Исторический анекдот
1 августа 2008 г. в интервью Е. Гладских («Дело») первый заместитель генерального директора телеканала «Россия» и продюсер проекта «Имя Россия» А. М. Любимов, отвечая на вопрос «В чем будет отличие российской „дюжины" от десятки „великих украинцев"?», уверенно заявил: «Такого уровня душегубы, как Махно или Бандера, у нас вряд ли появятся в списке». Как ни странно, но самый крутой душегуб отечественной истории сумел опровергнуть слова продюсера!
Самым неожиданным и неприятным впечатлением от обсуждения на телевидении фигуры Ивана IV Васильевича, известного под именем Грозного, было стремление большинства участников изобразить столь неоднозначного для историков персонажа исключительно в положительном свете. Задал тон обсуждению народный художник России И. С. Глазунов, который объявил все свидетельства о жестоких казнях и различных зверствах своего «героя» не имеющими опоры в источниках.
Спор о масштабах террористической деятельности Ивана Васильевича идет давно. Кому-то ближе ничего не значащая цифра в «каких-то там» 3 (три) тысячи убитых. Для большинства историков ближе цифра в 22 (двадцать две) тысячи человек, которых включил в Синодик (список для поминовения убитых им людей) сам первый русский царь и создатель опричнины. Странно, однако в отношении Иосифа Виссарионовича те же люди, для которых Иван Грозный — великий государственник и на все остальное они готовы закрыть глаза, ориентируются почему-то на совсем другой статистический подход. Известная цифра в почти 800 тыс. погибших от сталинского террора превращается в 10, 15, 40 или даже 100 миллионов жертв. Иосиф Виссарионович, конечно, не ангел, но в отличие от Ивана Грозного он не был гнусным развратником, гомосексуалистом, сифилитиком, садистом и палачом-самоучкой. «При чтении источников книга не раз выпадала у меня из рук, и я бросал перо с негодованием не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько с той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования», — отмечал писатель А. Толстой.