Кто я?

– А если и видели, нам-то какое дело? Сдохнут и сдохнут…

– Рыбам на мясо.

Они заржали опять.

– Мне нужна лодка! – крикнул я и подошел к пирсу. На воде стояли две моторные лодки, я прыгнул в одну из них.

– Эй, – крикнул тот, что придерживал груз, – а ну, вылезай оттуда, щенок!

– Давай-давай, вытаскивай свою задницу.

Я перебрался к мотору, лодку качало, я еле стоял на ногах.

– Да вытащи ты его из лодки! – крикнул один другому.

– Пусть сам вылезает, я ему мамка, что ли?

Дернул за пусковую ручку.

– Да вытащи его, говорю!

– А груз рухнуть должен? Да пусть плывет, все равно далеко не дотянет, – заржал тот, что с веревкой.

– Лодку потом верни, кретин!

Она завелась со второго раза.

Мотор запыхтел, лодка задрожала, запахло бензином, я пересел за штурвал и нажал на газ. С трудом управляясь с посудиной, что виляла из стороны в сторону, я пытался выровнять крен. Ветер поднялся. Волны бились о борт, воды набралось по щиколотку. Если я не успею, Нине конец.

Из-за сопки показалась лодка с пассажирами, та самая, на которую указывал Артур. Они почему-то еще не включили мотор. Я приближался ближе. Мужчина работал веслами, Нина сидела рядом. Я чуть не достиг их, когда волны поднялись и начался шторм. Их лодку отбросило к мысу, они чуть не разбились о камни. Нина только раз оглянулась, но, похоже, не узнала меня. Я хотел докричаться, но мой голос заглушал тарахтящий мотор. Выключив его, я окликнул Нину еще раз. Она не обернулась или сделала вид, что не слышит. Они включили мотор и скрылись за мысом. Я решил выйти наперерез, дернул рычаг, но мотор не завелся ни со второго, ни с пятого раза. Только сейчас я увидел, что и весел здесь нет. Я стоял на воде без возможности двинуться с места. С пирса послышался гулкий смех рыбаков.

27 глава

В небольшое окно времянки билась жирная муха. Она металась от рамы к раме, отлетая и вновь ударяясь о близкое небо, о шумный прибой. Дверь в вагончике открыта настежь, окна заколочены намертво, нет и ветерка. От такой духоты хотелось снять кожу, и Макс снял все, что было на нем. Или на нем ничего с ночи не было? Он проснулся в трусах, рядом с кроватью лежали новые шорты и какая-то футболка с длинным рукавом. На столе графин желтого сока, кусок хлеба и холодный омлет. Макс позавтракал без аппетита, перед сном Мария накормила его рыбной котлетой со слипшимся рисом. Мария стояла у электроплитки, красивая, голая, с лопаткой в руке. Она улыбалась, что-то мурлыча, что-то похожее на песню, что так и не решалась петь. Полнолуние освещало ее сочное тело, очерчивая талию и большую грудь, четкий изгиб от поясницы к ягодицам, ямочки на ягодицах, складочки под ними. Она была похожа на гитару, или нет, скорее на виолончель, пахла морем и домашним хлебом. Вся бытовка пропиталась ее запахом, как и Макс, он тоже ею пах.

Он проспал до обеда. Полночи пытался понять, как попал в такую передрягу и кто была та девушка. Он знал, что не мог поступить ни с кем подобным образом, но то, что на лице его еще остались царапины, а под глазом кровоподтек, говорило скорее об обратном.

Почему он поступил с ней так, почему избил ее в мотеле и как приволок в то логово? Он боялся суда. Да, он испугался. В пьяном бреду принял ее за другого и чуть не убил, а после… Что было после? Как он притащил ее туда? Что это за место и неужели он удерживал ее там насильно? И эта ярость, он не мог с собой совладать. Сейчас бы он и не посмотрел на ту девушку, без водки он бы на нее не залез. Но тогда желание и похоть творили с ним что-то ужасное. Он хотел убить ее, точно хотел. Макс вспомнил Марию, с ней все было по-другому, и она была другой.

Ему вдруг представилось, что он проживет здесь долгие годы, что Мария еще больше состарится, а он еще больше будет ее любить. Он не спрашивал, сколько ей. Наверное, около сорока. Ну и что. Разве это проблема? Она свободная и красивая – вся, до кончиков пальцев. Ему бы только раздобыть гитару, и он был бы счастлив.

К черту правительство, к черту те правила. Он будет изгоем, он будет на острове сортировать мусор, сжигать его в топках, купаться в море и спать с Марией.

Они не мужчины…

Он вспомнил слова Марии и съежился.

Не мужчины…

Если его найдут… Надо бежать! Но куда? В пески, в котлованы?

Стало как-то непривычно холодно, он взял одеяло и закутался. Его прошибал озноб или страх.

Нас забросили сюда, как скот…

И он тоже скот. Чем он лучше скота? Он сбежал из загона, и его еще не заклеймили.

Но его найдут, точно найдут…

– Никто тебя здесь не найдет, не переживай.

Он обернулся. Мария стояла в дверях с тазиком для белья.

– Откуда ты, как ты…

– Да тут страхом за версту пахнет. Не бойся, – она поставила тазик на пол и подсела, – с мужиками я поговорю. Никто о тебе не обмолвится, да и к нам никто не заходит. А лишние руки здесь всегда нужны.

Он оглядел проржавевшие стены бытовки.

– Если мне можно перекантоваться…

Мария изменилась в лице, но не подала виду, она скривила натужную улыбку и погладила его по плечу.

– Ты оделся уже, милый?

«Милый», – повторил про он себя.