Кто я такой, чтоб не пить

Он. У меня нет. У меня нет. Я ничего не писал. У меня ничего нет. Куда мы едем? Мы выйдем на перрон, и нас арестуют. У нас нет ни адреса, ни телефона. Мы пропадем!

Она. Поищи в боковом кармане.

Он. Там нет. Я смотрю, вот я смотрю, тут ничего нет. Вот пенсионная книжка, вот паспорта – и никаких телефонов.

Всё, домой! Искать! Поезд уйдет! Мы пропали!

Она. Посмотри среди газет.

Он. Всё, пропали. Поехали домой. Кому мы нужны? К чертовой матери эту жизнь. Эту голову. Эту поездку… Есть!

Она. Что?

Он. Телефон и адрес.

Я не могу, я все помнил, я знал наизусть «Муху-Цокотуху», я решал в уме сложнейшие задачи, я играл в шахматы вслепую… Где ключи?

Она. У меня.

Он. Плащ?

Она. Здесь.

Он. А часы, часы?

Она. У тебя на руке.

Он. Все забывал сказать. Я тебя люблю… Очки, очки?

Она. У меня.

Он. Куда я без тебя? Кому я нужен? Сода?

Она. Здесь, здесь. С продуктами.

Он. Паспорта?

Она. У тебя.

Он. Деньги?

Она. У меня. Ложись… Попробуй уснуть.

Он. Снотворное?

Она.

В лекарствах.

Он. Очки?

Она. У меня.

Он. Билеты?

Она. Мы уже едем.

Он. Газеты?

Она. На полке.

Он. Валокордин?

Она. Вот.

Он. Все… Где сон? Сон где?..

Что возмущает, и от чего возмущаются

Где-то в 82-м году я въехал в квартиру на Малом Комсомольском.

Большая однокомнатная квартира.

Соседи были только под полом, над потолком и за стеной на кухне.

Довольно удачно.

Высокие потолки, две стены на улицу.

И за стеной кухни интеллигентная профессорская семья.

От чего я страдал и страдаю всю жизнь – от шума соседей.

Я живу тихо.

Я тихий.

Я одинокий.

Я часто лежу.

Я ничего не пилю и не сверлю.

Не передвигаю.

Я только страдаю, страдаю от всего этого у других.

Я получил эту однокомнатную квартиру на Малом Комсомольском.

Только стена моей кухни соприкасалась с квартирой соседей.

Я один.

Я и передвигаюсь бесшумно.

Меня позвал сын соседей, показал эту самую общую стену.

– Я сплю здесь, – сказал он. – А у вас там кухня, – сказал он… – Я все слышу. Стена такая тонкая. Видимо, гипсокартон. Нельзя ли потише?

Он был прав.

Я стал еще тише…

Он был очень интеллигентен – программист-математик-эмигрант – очень интеллигентный парень.

Он позвал меня.

– Михаил, – сказал он. – Давайте вы ложитесь на мою кровать, а я подвигаюсь у вас на кухне.

Я лег.

Я лежал.

Он там двигался.

Звякал.

Журчал.

Ничего особенного.

Мне показалось терпимо.

– Я один там, – сказал я.

– Но к вам же приходят.

– Но редко.

– Но приходят.

– Но я не могу совсем…

– Но мы должны сотрудничать. Мы же интеллигентные люди.

Он посадил меня на то место, где лучше всего слышно.

Я послушал. Да… но ничего страшного.

И мы опять разошлись по квартирам.

– Если вам будет громко – стучите, – попрощался я.

И я стал терпеть.

Я не шевелился.

Я шагну, он постучит.

Я звякну, он стукнет.

Потом пришел знакомый военком.

Потом Сташкевич.

Потом Андрей-писатель.

Потом подруги…

Мы выпивали.

Он постукивал.

Потом мы пили – он стучал.

Потом мы спорили – он колотил…

Потом в котле варили.

Потом друг друга угощали.

Он стучал поленом.

Чем-то надо было заглушить его стук.

И мы врубили музыку.

– Танцуйте с нами, – я крикнул в вентиляционную трубу.

А как же жить? А как же жить?..

Мы пили, пели, танцевали и стучали в стену.

Он стучал, и мы стучали.

И было весело.

И мы напились вдрабадан.

Андрей-писатель с чужой подругой спустились из моей квартиры вниз в парадную, потом вернулись:

– Как выйти? У тебя там код.

– Сейчас открою, – сказал я и стукнул в стену молотком: – Какой там код? Там код какой?.. Да, код.

Я был опешимши:

– Но это ж код снаружи, а мы внутри.

– Но я ж его не знаю, – сказал мой друг Андрей, писатель интеллектуальной прозы.

– Код? – постучал я в стену.

– Сто сорок три.

Они опять ушли и не вернулись, видимо, набрали с той стороны.

Музыка ревела.

Часть осталась.

Часть ушла.

Мы перед утром в стену бахнули котлом.

И разошлись.

Он больше не стучал.

Я больше не шумел.

Он эмигрировал.

Я переехал.

Летом на веранде

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. И тогда я Милочке сказала, что мне все равно. Пусть будет как есть. Но ты же не можешь жить одна. «Мама, почему одна?» И мы пошли к Татьяне Ефимовне. Вы ее знаете, женщина очень интеллигентная. Она Мишу знает и любит. Я у нее видела книгу воспоминаний этого… Ну, вы его читали, Миша. Ну, мама знает. Он чудесно пишет, и на фотографии такое умное лицо.

МОЯ МАМА. Это наша родственница, Миша… Татьяна Ефимовна. У нее своя дача, она нам сливы приносила. Очень вкусные.