Кто ищет, тот всегда найдёт

— Давай, — говорю, — будем платить за комнату вместе?

Она быстро откинула голову, повиснув в моих руках, и спрашивает удивлённо, не усёкши моей выгоды:

— Тебе-то какой резон? Ты же здесь не живёшь.

Я тут как тут:

— Так это легче лёгкого исправить. — Она сразу сообразила и молча улыбнулась, согласившись на верную экономию, но всё же пытается артачиться из женской вредности.

— Не знаю… — тянет, не спуская с меня загадочно улыбающихся незамутнённых глаз, — а что скажет Полина Матвеевна?

У меня и на это предсказуемое возражение продуман убедительный ход.

— Её я, — по-мужски беру на себя самое трудное, — уговорю.

Сломленная вескими доводами, Маша всё с той же загадочной улыбкой поцеловала меня, и мы, довольные взаимовыгодной сделкой, пошли к столу на кухню.

Когда осушили половину 0,7-литрового бутылька, я решил, что настала пора охмурять подшофевшую хозяйку. Поскольку всем мудрым стратегам ещё со времён Кощея Бессмертного известно, что самый прямой путь — это в обход, то и я начал заходить с фланга.

— Полина Матвеевна, — уважительно обращаюсь к осаждённой крепости, — вы заметили, что я некурящий и непьющий?

— А как же, — отвечает, — сегодня за день второй раз прикладываешься.

— Так, — оправдываюсь, — день сегодня такой, исключительный.

— У вас, у мужиков, — молотит почём зря, — все семь дней в неделю исключительные. — Ладно, думаю, зайдём с другого фланга.

— А вы, — напыжился, выставив мощную костлявую грудь, — слышали, что я начальник?

— Слышала, — отвечает, ухмыляясь, и — раз мне под ложечку! — только, вон, ботинки на начальнике драные.

Вот женщины! Всё видят, даже то, что я сам на себе не вижу.

— Так это третьи, — пускаю дымовую завесу, — специально надел, чтобы на кладбище новые две пары не измазать, — не вру, имея в виду, что одну получу от Кравчука, а вторую получу сам. Обидно стало на глупую бабу, что за старыми ботинками не хочет видеть моего светлого нутра.

— А вы заметили, — бросаюсь в атаку с новыми силами, — как лихо, по-хозяйски, справился с дровами?

— И это заметила, — почему-то смеётся хозяйка. — Что ж ты, хозяин, не насадил как следует топор на топорище?

— Так я торопился, — ну, ничем ей не угодишь! — Да я, — кипячусь в обиде, — лучший парень на деревне, да я…

— Вася, — перебивает встрявшая некстати невеста, ещё и лыбится как масляный блин, перестреливаясь хитрым взглядом с Матвеевной, — мы уже обо всём договорились.

Я и остолбенел дурак дураком, и уши завяли. Ну, женщины! Мужик ещё только-только нацелится на цель, соображая, как её лучше поразить, а женщина уже втихаря вжарила в десятку дуплетом — и за себя, и за него. Ржут, вон, довольные, что оболванили первого парня ни за что, ни про что. Покойный Радомир Викентьевич предупреждал, что не может быть равенства в семье, что это противно природе, поскольку в любом коллективе, даже в самом маленьком, обязательно заводится вождь. У нас, похоже, им будет Маша. Что ж, меня такой расклад ответственности устраивает, дома удобнее марьяжиться под каблуком, мне хватает забот и на отрядном участке, там я сам себе с усам. А сейчас смеюсь вместе с ними, вполне довольный одержанным фиаско.

— Значит, так, — отсмеявшись, ставит условия добровольно сдавшаяся сторона, — твои заботы, первый непьющий хозяйственный начальник — дрова и ремонты. И не вздумай сбежать! — грозит, нахмурив брови: — Найду и от души пройдусь по рёбрам вот этим, — показывает на внушительную кочергу, — и столько в глазах ненависти и злобы, что я верю: ни отвертеться, ни скрыться не удастся. Чтобы закрепить договор, разливаем остатки краснухи и бахаем во славу Бахуса, заедая пирогами. И всё — я законный квартирант у законной невесты.

Женщины остаются мыть посуду и обсуждать новые обстоятельства, а их виновник уходит в свою комнату, подходит к столу, за которым кусала губы Маша и смотрит, что её так напрягло. На обложке раскрытой книги — «Дифференциальное и интегральное исчисление». Ясно, мне это на один зубок. Сажусь и начинаю просматривать решённые задачки и те, что помечены в печатном задании. Увлёкся и чуть в досаде не столкнул навалившуюся сзади на плечи тяжёлыми грудями Машу. Она обняла меня за шею жаркими голыми руками, дышит в ухо и смотрит, что я уже успел решить. Задаёт вопросы, я отвечаю, но вопросов почти не слышу, а собственных ответов почти не понимаю. В таком захваченном положении не только никаких задачек по высшей математике не решишь, но и сколько будет дважды два забудешь. Да и поздно уже для задачек, для другого время настало.

— Завтра, — намекаю толсто, — на работу.

Она отстранилась.

— Жалко, — стонет, — что у нас не два выходных дня. Мне, — вздыхает, — к семи надо.

Я тоже встаю, обнимаю её, утешая: