Успокоились и стали приходить в рабочее состояние только тогда, когда послышался скрипучий голос главного инженера, интонацией определивший неприязненное отношение к докладу. А хорошие подчинённые умеют улавливать самые тонкие интонации голоса начальства.
- У вас было задание, - талдычит Дрыботий, - выявить по наблюдениям на ОМП рациональный комплекс поисковых методов. Вы задания не выполнили.
Надо же! У всех было всё хорошо без геофизики, и вот, у Алексея, первого с геофизикой, плохо, вернее, никак. Он не теряет духа и спокойно оправдывается:
- Мы и не могли его выполнить, поскольку ожидавшихся аномалий от рудных объектов утверждённым заданием комплексом методов не получилось. – Молодчина, не делает убийственных выводов. – Считаю, - договаривает, - задание некорректным.
Все и про затейника Когана забыли в ожидании небольшого мордобойчика в дружной семейке технических руководителей. Ждут и помалкивают, предпочитая слушать занимательный диалог, не вмешиваясь, поскольку третьего лишнего в драке обязательно побьют. А меня больше всего удивило и расстроило то, что Алексей почему-то ни единым словом не обмолвился о моей интерпретации. То ли посчитал, что должен отчитаться за свои успехи, то ли посчитал не этичным впутывать молодого инженера в заведомо проигрышную ситуацию, то ли не до конца освоился с чужими идеями.
- У вас есть ещё что? – скрежещет, задыхаясь от сдерживаемой ярости, Орест Петрович. Надо понимать, что он не был сторонником работ на ОМП.
Алексей, молодчага, не тушуется, не дрейфит, наверное, заранее внутренне подготовился к трёпке, и смело вызывает огонь на себя.
- Отрицательный ответ – тоже ответ, - влупил спокойненько по мозгам. – В результате проведённых исследований можно с большой долей уверенности утверждать, что такого типа рудные объекты геофизическими методами не фиксируются. – Оп-ля! Вижу, Дрыботия чуть не затрясло. – Но их следует продолжать на других объектах, расширяя комплекс методов, совершенствуя методику и накапливая фактический материал.
- Бессмысленно, - подал голос Лёня, даже не соизволив подняться. – Нас учили, - как будто нас не учили! – что каждое месторождение есть геологический уникум, и придётся на каждом проводить опытно-методические исследования. А как быть с не известными нам скрытыми месторождениями? Стандарта в геологии нет.
- Но есть общие детали, - перебил оракула не сдающийся Алексей, - косвенные признаки, в той или иной мере дающие представление хотя бы о положении месторождений, в том числе и скрытых.
- И вы их выявили? – с ехидцей спросил Дрыботий.
- На этот счёт есть интересная гипотеза Лопухова, - отвечает Алексей, и во мне всё замерло. Он перевёл стрелку, конечно, не с тем, чтобы завалить меня ради своего спасения, а чтобы весь триумф достался автору, без примазанников. А всё равно неуютно.
- Не знаю такого, - включился в разговор главный геолог Антушевич, у которого, как и у Когана, отчество было переиначено – все звали Игнат Осипович, а на самом деле он был Иосифовичем. – Из какого института?
Всё, думаю, пора перенимать оружие из ослабевших рук товарища.
- Из Ленинградского горного, - отвечаю, смело поднимаясь на дрожащих ногах. Сколько раз проклинал я непутёвый каланчовый рост. Был бы коротким, встал – и мало кто видит, а так – весь в обзоре, стоишь, как на открытом незащищённом месте.
Осипович-Иосифович повернулся, сидя, ко мне, смотрит с любопытством, без зла в глазах.
- Это что за научный сотрудник у нас объявился?
И все тихо заржали, радуясь, что напряженка спала, а больше всех тот, худой, лохматый и небритый из задних рядов, как будто увидел себя в зеркале.
- Ты чей? – допытывается Антушевич.
- Когана, - называю научного руководителя.
- Твой? – удостоверяется у мыслителя Игнат неверующий.
- Наш, - сознаётся Коган неуверенно, словно предчувствуя, что ихний не совсем их.
- Ладно, - соглашается главный геолог, - давай иди, - обращается ко мне, - рассказывай, что ты косвенного напридумывал.
Опять все облегчённо зашевелились, усаживаясь поудобнее в предвкушении комедийного зрелища на знакомую научную тему. Наш народ хлебом не корми, а только дай посмеяться над собой. Немцы смеются над другими, наши – над собой, так уж устроены.
Хорошо, что я порепетировал дома на Горюне и здесь рассказал Алексею с Петром, в третий божеский раз было намного легче. Дважды уверившись в незыблемой правоте, поневоле почувствуешь себя настолько уверенным, что видишь зал в деталях. В какое-то время даже сумел удивиться, обнаружив полную тишину и внимательные неравнодушные глаза. Комедия на поверку оказалась серьёзной психологической пьесой. Лишь бы не трагедией! Я так сильно верил в свою геолого-геофизическую модель, что вера, похоже, передавалась не только в том, что говорил, но и в том, как говорил: убеждённо и страстно, как говорили наши революционеры перед царским судом. И лишних слов не болталось на языке, и косноязычие не тревожило, и мысли были ясными, чёткими, выстроенными в нужном ранжире. Жалко, что в зале не было профессора. У меня даже хватило наглости закончить кратко-весомо: