Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

- Какой? – спрашивает в ответ. – Полосатый, с сухарём?

И мы рассмеялись, радуясь друг другу, а я от полноты чувств обещаю:

- Насчёт вашего комсомола подумаю.

Она так и засияла.

- Вот порадовали с утра.

И солнце тоже радуется нашей радостью. Быстро завьючились и на голодный желудок, но в радости - в путь. Покой нам…

Никогда, наверное, Алевтина не получала столько удовольствия. Мне бы век его не иметь. Как пришли, сбросил вьюк и сразу в палатку, сразу на лежанку и – на спину. Никуда не сдвинусь. Буду так лежать и давать ценные указания, что бы ни случилось. Тут всунулась голова Суллы.

- Иваныч, - зовёт, - спишь?

- Ага, - отвечаю вяло.

- Привет. Есть хочешь?

Чего не хочу, того не хочу. Я давно подметил, что чем больше устаёшь, тем меньше есть хочется. Наверное, поэтому в капиталистических странах трудящихся так много заставляют работать.

- А что есть? – интересуюсь так, для сведения.

- Рябчик с тушёной картошкой, - соблазняет консул, - ещё не остыл.

Надо идти: рябчики к нам не так часто залетают. Сижу за столом, уминаю и не пойму: то ли за ушами трещит, то ли кости на зубах. Вкусно-о! А Стёпа опять пристаёт:

- Мы, - сообщает гордо, - кончили здесь, куда дальше?

Я, ещё когда пришли, по-хозяйски приметил, что лошади в загоне. Горюна не видно – либо кемарит профессор без задних ног, либо куда подался на промысел. Лошадки-то кстати. Завтра и перевезём ребятишек на новое место и опять поставим в один лагерь, на всякий случай. Залезли мы со Стёпой в палатку, показал я ему на схеме, где им быть и что делать. Он всё рассмотрел внимательно, уяснил и вдруг просит:

- Можно, я сбегаю засветло вверх по ручью? Там горельник и солонцы, по следам видно, что кабарга приходит.

Я молчу, осторожничаю, но кабаржатины после пшёнки очень хочется. Надо, чтобы шли вдвоём.

- А где остальные? – строго спрашиваю, осознав, наконец, что никого не вижу.

- Так на речку убежали, - простодушно отвечает Степан, - уха вечером будет.

- И Сашка?

- И он.

Вздыхаю: вот что значит молодость. Где уж нам, старикам, с нашими трудовыми болячками и изношенным организмом угнаться за неутомимой молодёжью.

- Ладно, - разрешаю, - иди. – Хотел инструкцию по технике безопасности на этот случай прочесть ему на память, да забыл. А охотника и след простыл. Я снова принял покойное положение. Всё, думаю, перевезу парней, сделаю им контроль и залягу основательно. О-хо-хо! Покой нам только снится…

Смежил усталые очи, отключил утомлённые мозги, расслабил измученное тело и замер в неподвижном кайфе.

- Можно?

Размеживаю зенки – профессор собственной персоной с вежливым визитом. Пришлось включать мозги и поднимать измученное тело.

- Как нога? – спрашивает.

- Почему спрашиваете? – недоверчиво гляжу на всевидца, подозревая, что Алевтина успела натрепаться.

- И сам не знаю, - винится, улыбаясь, профессор, - само собой сказалось.

- Болит, - сознаюсь, - на скале подвернул, что-то щёлкнуло и теперь ноет, когда много похожу.

- Вам покой нужен, - прописывает известный рецепт.

- Вам он давно нужен, - парирую. Улыбаясь, мы смотрим друг на друга, радуясь общению и семейной перепалке.

- Попозже зайду, - обещает, - попробуем подлечить народными средствами. – Сел напротив, сообщает: - Погодина с Воронцовым надо перевозить. Я по пути от топографов заходил к ним, приглашают на контроль и увязку КП, - и добавляет виновато: - Вам, как я понимаю, нельзя идти. Что будем делать?

А что делать? Ясно как божий день. Молодёжь перебазирую, контроль им сделаю, потом схожу, сделаю контроль старичкам, увяжу все КП, всего-то навсего, и залягу в покое. Покой нам…

- Завтра, - спрашиваю на всякий случай, - перевезём здешних?

- Обязательно, - отвечает.

И тут полог с хлопаньем распахивается, и в палатку нежданно-негаданно вваливается Кравчук. Радомир Викентьевич поднялся и молча вышел, а мой лучший друг занял его место и лыбится как ни в чём не бывало.

- Привет. Бугаёв прибегал, - сообщает. - Говорил, что у него какие-то бешеные аномалии. Просил прийти, проверить, всё ли он так делает.

Потом мы молчим, и не выдерживаю, конечно, первым я.

- Завтра хочу перевезти своих отсюда, ты не против?

Он улыбается, ему нравится, что у меня кишка тоньше.

- Вези, - разрешает.

- А послезавтра и запослезавтра, - продолжаю, - надо бы перевезти дальних.

- Перевози, - легко соглашается Дима и добавляет: - А потом будем перевозить топографов и пробы за реку к машине. С нарядами будешь выходить?

Вот чёрт! Совсем забыл про них.

- Не знаю.

- Я пойду, могу и твои прихватить, - вот какой добренький! И ещё говорит: - За пробы с прошлогоднего угла с меня бутылёк, - и, слава богу, вымелся наружу. Кажется, мы помирились.