В том же 2000 году статья в газете «Нью-Йорк таймс» упоминала о «фактическом отделении округа Дейд» и «независимой международной политике» местных лидеров, выступающих от имени кубинских иммигрантов. Дело Элиана Гонсалеса вызвало оживленную дискуссию относительно возможности отделения Майами от США; политические лидеры иммигрантов возглавляли митинги и шествия, участники которых размахивали кубинскими флагами и топтали и сжигали флаги американские. «Майами – свободный город, – заявил один кубинский социолог. – У нас своя внешняя политика». Дело Гонсалеса продемонстрировало всем зияющую пропасть между кубинской общиной Майами, выступавшей против возвращения мальчика отцу, и остальной Америкой, 60 процентов населения которой высказалось за репатриацию Элиана Гонсалеса и одобрило действия федерального правительства423
. Также выявились противоречия между старшим и младшими поколениями в самой кубинской общине, равно как и противоречия между кубинцами и быстро растущей испаноязычной общиной иммигрантов из других стран Латинской Америки. Кстати сказать, если последняя тенденция окажется устойчивой, Майами со временем сделается менее «кубинским» – но более «испанистским»: правда, не вызывает сомнений, что городской истеблишмент все равно останется кубинским.Испанизация Юго-Запада
Можно ли трактовать Майами как будущее, которое ожидает Лос-Анджелес и Юго-Запад в целом? Пожалуй, итог окажется тем же самым: возникновение многочисленного и автономного испаноязычного сообщества, обладающего достаточными экономическими и политическими ресурсами для поддержания собственной испанистской идентичности в противовес идентичности американской и способного оказывать значительное влияние на политику США и американское общество. Однако процессы достижения этого результата будут отличаться. Испанизация Майами происходила стремительно и осуществлялась «сверху». Испанизация Юго-Запада движется намного медленнее, происходит не так явно и направлена «снизу вверх». Приток кубинских иммигрантов во Флориду был моментальным, спровоцированным действиями кубинского руководства; следом за кубинцами во Флориду устремились иммигранты из других стран Латинской Америки, привлеченные сочетанием испанской культуры и американского процветания. Мексиканская же иммиграция растянута во времени, отягощена громадным количеством случаев нелегального перехода границы и не выказывает ни малейших признаков к сокращению. Испаноязычное, в массе своей мексиканское население Южной Калифорнии существенно превосходит численностью испанское население Майами, однако ему еще только предстоит добиться того же соотношения между иммигрантами и коренным населением, которое сложилось во Флориде.
Второе отличие заключается в отношении кубинцев и мексиканцев к своей родине. Кубинских иммигрантов объединяет ненависть к режиму Кастро и стремление подорвать и уничтожить этот режим. Разумеется, руководство Кубы отвечает им взаимностью. Мексиканская же община демонстрирует признаки амбивалентного отношения к правительству Мексики и его деятельности. Это правительство стимулирует эмиграцию в США и поощряет мексиканцев, живущих в Америке, к поддержанию контактов с Мексикой, к сохранению мексиканской идентичности и, естественно, к вкладыванию средств в мексиканскую экономику. На протяжении десятилетий кубинское руководство всячески унижало своих эмигрантов и прикладывало изрядные усилия к разложению кубинской иммигрантской общины в Южной Флориде. А правительство Мексики старается увеличить численность, достаток и политическое влияние мексиканской общины в Южной Калифорнии.
Третье отличие состоит в том, что кубинские иммигранты первой волны принадлежали в основном к среднему и высшему классу. Богатство, образование и деловые контакты позволили им добиться лидирующих позиций и за несколько десятилетий упрочить эти позиции в экономике, культуре и политической жизни Майами. Иммигранты следующих волн, как правило, принадлежали уже к низшим слоям общества. Что касается мексиканцев, подавляющее большинство мексиканских иммигрантов первой волны составляли люди бедные, плохо образованные и мало что умеющие; их потомки мало чем отличаются от своих предшественников. Тем самым испанизация Юго-Запада получает импульс «снизу», тогда как в Южной Флориде этот импульс шел «сверху». В Лос-Анджелесе, по замечанию Джоан Дидион, испанский «воспринимался англосаксами как едва различимый, как часть уличного шума, как язык, на котором говорят те, кто моет машины, стрижет кусты и убирает посуду в ресторанах. В Майами же на этом языке говорили люди, питавшиеся в ресторанах, владевшие автомобилями и домами. С точки зрения социально-экономической обустроенности данное различие имеет принципиальное значение»424
. Несомненно, оно также значимо с точки зрения политического влияния и экономического могущества. В долгосрочной перспективе, впрочем, власть переходит к тем, кого больше; особенно это верно для мультикультурного общества с демократическим устройством и экономикой потребления.