Один из ответов, которые можно дать на эти вопросы, будет таким: число мертвых душ среди американской деловой, политической, интеллектуальной и академической элиты невелико, но постоянно увеличивается. Обладая, как писал Скотт, «титулами, властью и презренным металлом», эти представители элиты мало-помалу утрачивают связь с американским обществом. Возвращаясь в Америку «с чужбины», они уже не демонстрируют искренней и глубокой привязанности к «родной земле». Их отношение резко контрастирует с патриотизмом и националистической самоидентификацией большинства американских граждан, причем не только «евроамериканцев». Как заметил один американец мексиканского происхождения: «Хорошо навестить родину матери, но это не моя страна; мой дом здесь. Возвращаясь сюда, я всегда говорю: «Слава Богу за Америку»440
. В сегодняшних США пропасть между широкими массами, благодарящими Бога за Америку, и мертвыми (или умирающими) душами элиты неуклонно расширяется. После 11 сентября 2001 года показалось, что края этой пропасти начали сходиться, но – впечатление оказалось обманчивым. Убедительная поступь экономической глобализации и отсутствие новых террористических атак схожего масштаба заставляют усомниться в том, что процесс денационализации элит можно остановить.Глобализация означает: а) существенное увеличение международных контактов как между отдельными людьми, так и между компаниями, правительствами, неправительственными и прочими организациями; б) рост размеров и масштабов деятельности транснациональных корпораций, действующих на международных финансово-экономических рынках; в) возрастание числа международных организаций, договоров и соглашений. Эти тенденции по-разному сказываются как на социальных группах, так и на отдельных странах. Вовлеченность в процесс глобализации конкретных социальных групп практически всегда определяется их социально-экономическим статусом. Элита демонстрирует более выраженные транснациональные устремления, нежели представители других групп. Что касается непосредственно США, американская элита, правительственные агентства, компании и другие организации связаны с процессом глобализации значительно теснее, чем аналогичные структуры в других странах. Поэтому вполне естественно, что их приверженность национальной идентичности и национальным интересам относительно мала.
Современный мировой тренд напоминает тот, который сложился в Соединенных Штатах после Гражданской войны. По мере осуществления индустриализации предприниматели все чаще убеждались, что уже не могут вести дела, ограничиваясь рамками одного города или одного штата. (Как мы видели, американским бизнесменам пришлось выходить на национальный уровень, чтобы получить необходимый капитал, рабочие руки и рынки сбыта.) Бизнес требовал географической, организационной и, до известной степени, профессиональной мобильности, умения строить дело и вести его на уровне страны. Развитие национальных корпораций и других организаций стимулировало формирование национальных точек зрения, национальных интересов и национального могущества. Общегосударственные законы постепенно брали верх над законами штатов. Национальное сознание и национальная идентичность вытесняли локальные и региональные лояльности.
Транснационализм развивался по схожей схеме, однако имеются два существенных отличия. Мощный националистический тренд сфокусирован на укреплении американской нации. Современные же транснациональные тренды разрозненны, «легковесны» и зачастую противоречат друг другу. Кроме того, торжество национализма над субнациональными идентичностями было достигнуто за счет внешних врагов, присутствие которых укрепляло единство нации, национальную идентичность и национальные институты, прежде всего институт президентства. Врагом же транснационализма является национализм, популярность которого в массах замедляет транснационализацию.