Деятельность религиозных консерваторов и возросшая религиозность американского общества превратили религию в ключевой элемент американской политики. В 2000 году умеренный республиканец, губернатор штата Канзас Билл Грейвс заявил, что в 1990 году «90 процентов времени приходилось рассуждать об экономике, а оставшиеся 10 процентов – обо всем остальном, в том числе о религии. Сегодня 50 процентов времени я трачу на государственные дела, а еще 50 процентов уходит на обсуждение религиозных вопросов». Следуя примеру христианских консерваторов, республиканцы, демократы и другие социально-политические группы отправились в «крестовый поход» на защиту национальных ценностей, в первую очередь ценностей семейных. «Ничто не уязвило Демократическую партию более глубоко, – писал Джоэль Коткин в журнале «Нью Демократ», – нежели отчуждение от религиозного опыта и религиозной общины. Во имя противодействия религиозному догматизму партия приняла идеологию, которую многие американцы сочли малопривлекательной и невдохновляющей». С Коткином согласен и конгрессмен-демократ: «Религия – не тот предмет, который можно оставить на откуп республиканцам. Демократы не могут позволить себе ее игнорировать»575
. Эти слова были услышаны. С 1988 года в программах политических партий все больше места (впрочем, по-прежнему не более 10 процентов от общего объема программ) отводится под концепции возрождения культуры и культурных ценностей; демократические программы 1988 и 1996 годов уделяют этим вопросам вдвое больше внимания, нежели программы республиканские. В 1999 году Эл Гор заявил относительно государственной поддержки религии: «Настало время Вашингтону примкнуть к остальной Америке»576.Правда, нельзя сказать, что Вашингтон к этому не стремился. Уже после Второй мировой войны в обществе возобладала идея о том, что конституция должна законодательно закрепить полное отделение церкви от государства. Правительство не должно оказывать поддержку ни одной религиозной группе и организации, а также позволять религиозным группам пользоваться государственной собственностью. Федеральные суды выносили решения, объявлявшие незаконным упоминание имени Божьего на школьных церемониях, практику общих молитв и изучение в школах Библии. Государственные органы прилагали значительные усилия, дабы избежать какого бы то ни было взаимодействия с церквями и религиозными организациями. Последние оказались исключенными из политической и социальной жизни страны, в которую допускалось большинство частных организаций.
Религиозное возрождение 1980-х и 1990-х годов бросило вызов исключению религии из общественной жизни. Конгресс, правительство и суды постепенно выработали более благосклонное отношение к религии. В 1971 году своим решением, запрещавшим государственные стипендии для приходских учителей, Верховный суд подтвердил светский характер исполнительной власти, признал, что государство не должно «промоутировать» религию, и подчеркнул, что конституция возбраняет «чрезмерную заинтересованность» правительства вопросами вероисповедания. Однако в президентства Рейгана и Джорджа Буша-старшего суды начали выказывать большую терпимость по отношению к религии. Признаком надвигающихся перемен стали слова председателя Верховного суда Уильяма Ренквиста, сказанные в 1985 году: «Стена, отделяющая церковь от государства, – это метафора, порожденная историческими контроверзами. Эту стену надлежит как можно скорее уничтожить»577
. И процесс демонтажа «метафорической стены» постепенно набирает силу. Согласно тщательному анализу Кеннета Уорда, который опирался на исследования Йозефа Кобылки, в период с 1945 по 1980 год тринадцать из двадцати трех решений Верховного суда по религиозным делам были сепарационными, восемь – в пользу религии и два – «смешанными». В период же с 1981 по 1995 год соотношение кардинально изменилось: тридцать три решения, из них двенадцать сепарационных, двадцать – в пользу религии и одно – «смешанное»578.Спорные вопросы, по которым принимались решения Верховного суда, вызвали ожесточенные споры между религиозными и секулярными группами; война велась на трех фронтах.