Кто на свете всех темнее

– Не дергайся так. – Бомжиха оглядела меня мутным взглядом. – Ты это… вечером спрячься, иначе они тебя найдут, и тогда уж… как водится. Ты не из наших, так что тебе лучше где-то спрятаться.

– Но кто?!

– Малолетки. – Бомжиха оглянулась. – Пока были мелкие, то просто воровали, а сейчас подросли… Ну, чисто зверье, и творят что хотят. Они тебя еще вчера приметили, да вот ночью не поймали, а ежели поймают – худо будет, тяжело умирать станешь.

И прежде, чем я успела хоть что-то сказать, она ушла, унося с собой запах вокзального сортира. Я содрогнулась, вспомнив прошлую ночь и тени, рыскающие по берегу. Это значит, что меня заметили, вычислили, и спасло меня только то, что я от природы осторожна.

Но, видимо, недостаточно осторожна.

И тем не менее я не нашла того, или тех, кто за мной следит. Не заметила, хоть и глядела в оба. Потому что некоторую часть сограждан мы привычно не замечаем, а они не афишируют свое присутствие. Их словно и нет, но они есть – в подвалах и на чердаках, сбиваются в вонючие кучки около мусорных баков, у них своя жизнь, свои правила в квесте, и чему они учатся на самом дне, я не знаю, но я точно знаю, что не хочу учиться тому же.

Я поднялась и пошла по улице, осознавая, что на мне одежда, которую я не меняла третьи сутки, и выгляжу я, мягко говоря, так себе. Я все еще могла бы, конечно, пойти к Оксанке, но кроме того, что я не хочу вваливаться в ее размеренную жизнь, именно там меня и стали бы искать. И узнать, что мы с Оксанкой подруги, можно – если просмотреть все мои звонки, например. Зачем-то Бурковский ищет меня – уж не знаю, что еще он хочет предпринять, но разговаривать ни с ним, ни с матерью я не собираюсь, после всего того, что произошло, это лишнее как минимум.

Иногда просто все уже сказано, и нет смысла пережевывать все заново.

В гараже оказалось пыльно и жарко. Я нашла за барной стойкой пакеты с печеньем и забытый электрочайник, бутылки со спиртным и несколько паков воды. Несмотря на давность, раствор благополучно плескался в биотуалетах, потому что я когда-то очень плотно закрыла крышки. Вытерев салфетками пыльный диван, я разделась и улеглась, запершись изнутри. Да, было душно – и тем не менее я уснула, как будто провалилась во тьму.

Сон – величайшее благо, а мне в последние ночи, как вы понимаете, поспать толком не удавалось.

Ночью я проснулась от того, что кто-то пытался вскрыть замок. Но дело в том, что замок я вообще не заперла, потому что внутри была устроена капитальная задвижка, и замок можно было ковырять до китайской пасхи.

– Дверь изнутри заперта.

Голос деловитый, что-то звякнуло, и я почувствовала себя как последний выживший сапиенс в городе, населенном зомби.

– И что, никак?

– А как, если там изнутри железная задвижка, вот оно и заперто на задвижку.

Меня проследили до этого гаража и теперь пытаются достать, как моллюска из раковины, даже не стесняясь – я оказалась на их территории, ночной город принадлежит им, и я должна была это знать.

– Так что теперь?

– А ничего.

– Вот же сука!

Ничего не бывает случайно. Мне надо было оказаться именно здесь и сейчас, чтобы понять: я снова победила, но это, похоже, пиррова победа.

4

Вот как получилось. Уйти-то я ушла, а жить на что-то было надо. А все, что я умею делать, – это устраивать вечеринки и консультировать по поводу шмоток. Ну, и номер телефона при мне остался, и телефон, купленный мной взамен айфона, продолжал звонить. Выбросить симку я не могла, на этом телефоне была вся моя жизнь, все контакты. Я рассталась с айфоном, купив самый простой кнопочный телефончик, но сим-карта была мне нужна. Конечно, с гардеробом у меня оказалась катастрофа, а житье в гараже и помывка в реке не добавили мне шарма, так что, когда утром мне позвонила Валерия Городницкая, это был джекпот.

Анатолий Городницкий, ее муж, был сахарным королем – если это применимо по отношению к крупному перекупщику, а не к производителю. Цены в регионе на этот вредный продукт диктует Городницкий.

Валерию я знала шапочно, встречались иногда на мероприятиях, куда меня таскал Бурковский, чтобы продемонстрировать семейные ценности, во всех смыслах. Валерия была второй женой Городницкого, и когда она стала его женой, ей было двадцать два года, а старшей дочери Городницкого – двадцать один. Была еще младшая дочь, но ей и сейчас не то шестнадцать, не то пятнадцать лет, и говорят, что с ней что-то не так – что именно, я не вникала и девчонку никогда в глаза не видела.

Да, Городницкий был похотливым старым козлом.

Янину, его старшую дочь, я знавала шапочно, она была замужем и в тусовках не участвовала, а вот Леха, его сын, называющий себя звучно «Алекс», одно время даже пытался за мной ухаживать. Этот сопляк с папиными деньгами в карманах, это ничтожество, это напомаженное недоразумение, трясущееся от вожделения при виде рулетки или карт, пыталось за мной ухаживать! При этом мать и Бурковский были от данного факта в восторге. Им обоим очень хотелось пристроить меня замуж.

Ничего более глупого они придумать не могли.