Кто не боится молний

Он выпалил эти слова с презрением и ненавистью к Джерри. Миллионер испытывал страх перед своим будущим, которое ему действительно представлялось ужасным.

— Постойте, — бросилась к нему Джерри. — Я знаю, что люди заражены предрассудками и в слепом невежестве могут совершить зло. Но кто вас заставляет рассказывать об этой истории? Столько лет все было тайной и останется тайной навсегда. Из всех свидетелей этой операции живут на свете только два человека, остальные погибли на войне. Вам ничто не угрожает, Джонни. Клянусь вам, что я унесу эту тайну в могилу.

Джон Керр немножко обмяк и оживился.

— Вы точно знаете, что все погибли?

— Совершенно точно. Остались только я и Том.

— Том! — закричал он, заламывая руки в истерике. — Этот проклятый Том! Пока он существует и знает, что я жив, разве я могу быть спокоен, Джерри? Вы поклялись хранить эту тайну, но он? Он выдаст меня, я их отлично знаю, этих черных тварей.

— Разве он сказал вам что-нибудь такое, из чего можно сделать подобные выводы?

— О, нет. Он ничего такого не сказал. Но он еще скажет. Он уже намекнул об этом.

— Успокойтесь, Джонни. Том — благородный человек. Поверьте мне, он отлично все понимает и никогда не сделает ничего дурного. Мы часто бываем несправедливы по отношению к неграм. Я уверяю вас, Джонни, что все будет в порядке. Том знает, как белые могут расценить этот факт, он никогда никому не скажет.

— А если? — спросил Джон Керр.

— Если не верить людям, — сказала Джерри, — очень трудно жить. Вы поверьте, Джонни, вам будет покойно на душе. Вы ничего дурного не сделали, ни у кого не украли, никого не убили. Чего вам бояться?

Джон Керр с усмешкой посмотрел на Джерри:

— Вы совсем не знаете жизни, Джерри. Ее бури и ураганы пронеслись над вами, не причинив вам никакого вреда.

— Я в тридцать лет поседела, — сказала Джерри. — Меня хлестали ветры.

— Вы счастливы, Джерри?

Он машинально задал ей этот вопрос. Его совсем не интересовала ее жизнь. Он готов был с одинаковым равнодушием выслушать любой ее ответ. Но она сказала неожиданное:

— Несчастлив тот, кто испугался жизненных бурь.

Он вздрогнул, это задело его самолюбие. Злое чувство и ненависть к этой женщине опять овладели им.

— А вы уверены, — спросил он, — что я не остался бы жить без этой операции?

— Да. Вы уже были почти мертвецом.

— Этого теперь доказать нельзя, — язвительно сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Но я предпочел бы умереть, чем таким образом спастись. Я не благодарю вас за такое спасение.

Джерри внезапно поднялась и строго оборвала человека с наглой, жестокой улыбкой:

— Я прошу вас немедленно оставить мой дом! Уходите!

Ему вдруг стало стыдно. Он опустил глаза и хотел что-то сказать, но растерялся и не находил слов.

Она отвернулась к окну и ждала, когда он выйдет. Когда захлопнулась дверь и стихли удаляющиеся шаги Джона Керра, Джерри устало опустилась на диван.

4

Джон Керр возвращался домой в растерянности и тревоге. На душе было такое состояние, будто врачи сказали ему, что он заболел смертельной болезнью, от которой нельзя излечиться и нужно ждать смерти.

С каждым днем он становился мрачнее и раздражительнее. Дома капризничал, постоянно выражал недовольство прислугой, потерял аппетит, и все, что подавалось к столу, казалось ему невкусным, не так приготовленным, как ему хотелось бы. Приходя в контору, он кричал на клерков, распекал всех, кто попадался на глаза. Из клуба возвращался рано, а часто совсем не ходил туда и отсиживался у себя в кабинете.

Еще одна перемена в поведении Джона Керра поразила и удивила всех, кто знал его близко. Он стал необычайно ласков с женой, которую совсем не любил а на которой женился только из-за солидного приданого. Об этом знали все, и, как ни старался раньше Джон Керр внешне сохранить приличия в супружеских отношениях, нельзя было скрыть той пропасти, которая разделяла супругов.

Жена не принимала эту перемену всерьез, что вызывало раздражение у мужа. Неожиданно для всех он стал много внимания уделять детям, которых до этого времени почти не замечал. Теперь он сам покупал им дорогие игрушки, возился с ними, часами играл в комнатах и в саду.

Но ничто не успокаивало Джона Керра и ни на минуту не отвлекало от главной мысли, которая присутствовала в нем ежесекундно и сверлила мозг. Часто ему казалось, что все уже знают его тайну и подозрительно косятся на него. Даже у прислуги нет былого почтения. А у клерков, даже у самых старательных и преданных, исчезло подобострастие, с каким они раньше встречали своего шефа. И жена, и дети, казалось, относились к нему подозрительно, они как будто с насмешкой переносили его ласки и терпели все прихоти, как терпят капризы больного.

Перемены в жизни Джона Керра были более существенные. Он это хорошо заметил на последних заседаниях правления акционеров. Если раньше с ним спорили, а Симменс и Джексон позволяли себе кричать, то в последнее время к Джону Керру были снисходительны и уступали ему без крика. А этот толстяк Симменс даже сказал Джону за коктейлем:

— Тебе надо отдохнуть, старина. Ты много работаешь, побледнел и осунулся.