Кто он был?

Да, сперва Михкель был убежден, что произошла достойная сожаления ошибка. Однако позднее возникли сомнения. Вдруг Раавитс был когда-нибудь связан с капо, мог быть, так сказать, доносчиком, подлым информатором политической полиции. Во всяком случае, такой слушок вокруг имени Раавитса в конце сорокового года возник. Михкель не хотел этому верить. В его глазах Сассь был слишком прямым и откровенным человеком. Ну а если? Виктор Кингисепп тоже считал Линкхорста несгибаемым подпольщиком, и все же Линкхорст оказался трусом, чтобы спасти свою шкуру, он выдал его и выдал капо все, что знал. Теперь Линкхорст арестован, сын Кингисеппа, говорят, отыскал его, не помогло, что скрывался под чужим именем. Так говорили. И Раавитсу могли угрожать, могли запугивать, избивать, разве допросчики выбирали средства, чтобы сломить сопротивление попавшего в их лапы человека, изничтожить его. Или даже подкупить. И это использовали. За иудины сребреники совершались ужасные деяния. Политическая полиция все время внедряла в рабочие союзы своих шпиков и провокаторов. Незадолго до ареста Раавитса рассказывали о подручном политической полиции, который пятнадцать лет преданно служил на улице Пагари, вначале действовал в союзах на Вокзальном бульваре, затем перебрался на Тынисмяэ, а все считали его достойным доверия товарищем. Двадцать первого июня ревностно изымал в полицейских участках оружие. Однако после того, как было занято управление политической полиции, обнаружились его многочисленные донесения. В свое время Михкель сам читал подпольную листовку, в которой предупреждалось о провокаторах, чьи имена были там приведены. Но Раавитса никто никогда не подозревал, его считали человеком, заслуживающим доверия. По мнению Михкеля, Раавитс был истинным революционно настроенным профсоюзным деятелем. Он не мог быть провокатором. Ни провокатором, ни тайным доносчиком, ни какими-либо глазами и ушами капо. Так думал Михкель, когда узнал, что Раавитс находится под следствием, а также спустя годы после того, как стали говорить о нарушении советской законности. В конце сороковых годов и в начале тысяча девятьсот сорок первого года, перед войной, он все же сомневался в Раавитсе, возникали всевозможные вопросы и мнения. Примерно такие, что вдруг Сассь все же оказался продажной душой. Правда, всякий раз, когда подобные мысли появлялись, он говорил себе, что такого быть не могло, что если Сассь действительно служил капо, то он, Михкель, должен был тогда быть слепым и глухим. Он бы распознал его двуличность. Раавитс был прямым человеком, порой, правда, упрямым, но никак не двоедушным подлецом.