Читаем Кто по тебе плачет полностью

«Взято к обеду по случаю трудного момента молдавское „Каберне“ 1 бут. Вода рябиновая, 1 бут.».

Наверное, так начинается пропойство.

Нарезал мягкий голландский сыр. Откупорил банки. Она подогрела их на плитке в углу. Постелила скатерть, расположила на ней тарелки, ножи, вилки. Не удивилась тому, что надо еще поставить стаканы. Села напротив, не скрывая дурного настроения.

– Послушай, – сказал я, – ты рисовать умеешь?

– Нет.

– А фотографировать?

Я налил вино, пахучее, как осенние цветы.

– Нажимать умею, – грустно улыбнулась она. – Давай натянем волейбольную сетку.

– Или на складе нет сетки?

– Представь себе, есть. Но это все для тела.

– Тебе хотелось бы для души? Для нее вино.

– Мало.

– Что же еще?

– Придумать фантазию-торт. Сочинить коктейли «таежные грезы» Наколдовать жаркое «лесной феномен», кофе с орехами «черный леший». Сбить мороженое с вареньем на меду «хрустальный мед»... На складе есть мороженица.

– Готовить никогда не любила... Бабушка старалась меня приучить. Она была мастерица. Как ни придут мои подружки, все норовила им пирожки подать. А я злилась. Мне казалось, люди много лопают. Что ни гости – иного занятия нет, как за стол. Даже у дипломатов – званный обед, завтрак, ужин... Сказки читаешь, и там угощенье, скатерти-самобранки... Мишки, зайки на мед и морковку зовут.

– Им бы в шахматишки сыграть, в козла, – пошутил я.

– Тебе смешно. А я только выросла, тогда поняла: все простое человечно, все необходимое важно, доброе незаменимо... Да сама не увлеклась. Деловая шибко стала, динамичная. Все некогда... Мои обижались. А я два-три десерта усвоила, на показ, на случай гостей. Остальное готовое, покупное. Скучно было время на это...

– Самый увлекательный писатель кроме книжек о мушкетерах поваренную книгу сочинил, вдохновенно и талантливо.

– Я не талантлива.

– Хочешь, расскажу об одном великом поваре? Их называли когда-то великими, как поэтов, орденами одаривали. Потом настойчиво, многие лета в земных людей вколачивали аскетизм, проще говоря, терпимость к нищете, голодухе. Пекари художники понемногу стали привыкать к ущербности своих талантов, некой потаенной саркастической вредности...

– Расскажи.

Она, словно бы нехотя, кивнула.

– При одном короле, – начал я, пока еще смутно представляя, что было дальше при этом одном короле, – жил когда-то великий повар. Но сначала никто не знал, какой он великий... Поэтому люди ели...

– Консервы? – грустно догадалась она.

– Их тогда не умели делать, жести не было. И даже такого чудесного молдавского не было, тучка моя пасмурная... Подвинь, пожалуйста, я тебе долью... Замечательное «Каберне»... А ели они пустое вареное мясо, тягучий пресный хлеб, кашицу из муки... Хилый король, хилые мысли. Хилые дела в королевстве.

Но был у короля садовник, а у садовника – подросток сын по имени Коламбель. Целые дни он что-то варил в котелке на поляне у сторожки садовника. Варил, остужал, пробовал деревянной ложкой, вдыхал аромат и почти всегда выливал в канаву, на радость мухам и пчелам...

Она слушала меня, чуточку захмелев от вина и, кажется, ощущения покоя. Отуманенные глаза ее были добры и доверчивы, как у девочки, слушающей сказку.

– Но вот однажды короля укусила пчела. Он еще не успел закричать от боли, как рядом появился некий доброжелатель и рассказал, по чьей вине в саду разгулялись пчелы. Разгневанный король побежал в сад и замер на месте. По саду плыл божественный аромат. И человек в одежде прислуги мешал в котелке над огнем варево, легкий туманот которого хотелось вдыхать и вдыхать, и радоваться ему и смеяться.

– Что у тебя? – спросил восхищенный король.

– Хочу сварить яблочный мед, а не умею, не получается.

– Как не получается? – удивился король. – Дай мне попробовать.

И юноша дал ему свою деревянную ложку.

– Я никогда не ел ничего похожего, – сказал король.

– Но, ваше величество, не кажется ли тебе, что в аромате меда многовато приторности?

– Какой приторности! – закричал король. – Он тает во рту, как облако и росой освежает меня, как молдавское...

– Она погрозила мне пальцем.

– Его тогда не было.

– Ах, да, его еще не могло быть, и король закричал совсем другое: ты будешь моим главным поваром! Я подарю тебе золотую ливрею. Триста больших дукатов и карету...

Новый королевский повар никогда не ходил в ливрее. Он посмотрел еду, которую варили на кухне, потрогал ее ложкой, вздохнул и попросил у короля позволения стать поваром через половину года. Король едва не приказал высечь привереду, но все-таки разрешил...

Я долил вино в ее стакан, мельком подумав: а если я перестану рассказывать, попросит ли она продолжения пустяка? Взрослая, хмельная, привлекательная, грустная.

– Почему ты умолк?

– В горле пересохло.

– Вшей со мной... Ты умеешь рассказывать... Я так и не успела тебя спросить, кем ты был в той, другой жизни?

– В другой? Не в этой?

– Пожалуйста, не придирайся...

– Моя профессия настолько никчемна и бесполезна теперь, когда мы... Я лучше доскажу тебе о сыне садовника.

– Доскажи, – согласилась она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное / Биографии и Мемуары / Критика