Кто послал Блаватскую?

Д. С. Мережковский: “Теософы беспощадно любезны и всех принимают в свои объятия, и я подвергаюсь участи попасть в их объятия, но я не желаю подвергаться этому, и, может быть, если я начну действовать, то смогу возбудить с их стороны некоторое деятельное отталкивание (86)... Нет ничего опаснее для христианства, чем буддийские переживания, отрицающие "Я" (89) Мне представляется теософия явлением совершенно враждебным христианству (90). Вячеслав Иванович спрашивает так это или не так. Думаю, что предлагать этот вопрос теософам бесполезно: они будут всегда отвечать, что не так, что они на самом деле с христианством согласны, и тут начинается безнадежность (90)… Когда я читаю теософские книги, меня всегда это поражает: люди говорят вдохновенно, я вижу, что они горят, но когда я начинаю думать об этом, то я вижу, что это общие места. И теософия - это вдохновение общих мест. И думается: люди так оголодали, что бросаются на кору (102). Теософы, может, и добрые христиане, но тайны, куда их ведут, они не знают (103)”.

Как видим, не только у меня возникает желание посторониться от теософии – и причем именно потому, что сама она слишком по хозяйски располагается в моем храме и норовит свой смысл навязать моим святыням.

Во-вторых, мое возмущение - это возмущение человека, который просто не любит лжи. Я пришел в Церковь тогда, когда на нее клеветала государственная пропаганда. И потому с первых шагов своей церковной жизни я, слыша наветы в адрес Библии, учения Христа и истории Церкви, сравнивал их с реальными текстами и фактами, и, если обнаруживалась неправда, предупреждал своих знакомых: “осторожно, здесь ложь!”. Примеры такой вполне сознательной лжи у Елены Блаватской и Николая Рериха приведены в моей книге. И, кстати, в тех статьях, что были опубликованы в “Мире огненном” по поводу моей книги, эти примеры лжи не были опровергнуты.

В-третьих, это еще и возмущение человека, воспитанного в традиции научной мысли. Я привык, что ко мне в годы моей учебы обращали призыв: "Обоснуйте, коллега!". С тем же требованием и я подхожу к популярным ныне мифам - в том числе и теософским. Я скучным голосом спрашиваю: каким путем Вы получили этот вывод? С каким материалом Вы работали? Какой использовали метод? Учли ли Вы возможность иных интерпретаций Вашего исходного материала, и если да - почему эти иные варианты Вы сочли недостаточными или неверными? Учли ли Вы все остальные свидетельства на эту тему? Если нет - то на каком основании Вы сузили круг привлекаемых вами источников?

Рериховцы утверждают, что “все духовные знания изложены в Учении Рерихов языком науки, а не религии” (Самохина, с. 138). Вот я и прошу поговорить со мной языком науки. И именно на этом языке, на нормальном языке гуманитарной науки, истории, пояснить мне для примера: откуда теософы взяли, будто христиане до Пятого Вселенского Собора признавали доктрину переселения душ? Со своей стороны я могу привести выписки из десятков древнейших христианских писателей (включая Оригена), которые резко отвергают идею душепереселения (что я и сделал в соответствующей главе "Сатанизма для интеллигенции", а более подробно - в книге "Раннее христианство и переселение душ" (М., 2-е изд., 1998)). А какие же ваши аргументы? Вы уверены, что если с ними вы придете на Ученый Совет МГУ, то они будут приняты? Они, может и соответствуют стандартам "эзотеризма" (где источником информации оказываются голоса и видения), но они не соответствуют критериям научного гуманитарного знания.

Мне горько видеть, как разрушается традиция научной мысли, как самые дикие суеверия начинают приниматься даже представителями интеллигенции... И вновь скажу: эта моя боль не только боль христианина, но и боль человека, принадлежащего к научному сообществу.

Я сам знаю слабые места в своей книге. Все-таки после ее выхода прошло уже два года, и все это время я продолжал работать по темам, затронутым ею, а потому о некоторых сюжетах я мог бы сейчас сказать и иначе, и с более сильными аргументами, чем прежде. Я знаю свои слабые места – и тем более был удивлен, что именно их-то мои критики абсолютно не заметили.

Удивило меня и то, что мои оппоненты не разбирали мою критику теософии, а просто приводили другие места из теософских книг, которые содержали более светлые высказывания, нежели те, что процитированы мною. Я привожу одни суждения теософов – а в ответ мне цитируют нечто имеющее весьма малое отношение к дискутируемым темам и говорят: “Разве противоречат эти утверждения человеческой логике и здравому смыслу так, чтобы их можно было считать сектантскими или антихристианскими?” (с. 129).