Кто последний? – Мы за вами!

Я не пристаю к нему и даже не пытаюсь разобраться в его полубезумных умозаключениях – плодах ночных бдений. Если ОНИ есть и что-то можно сделать – Анри это сделает, в этом у меня нет сомнений. Я могу только делать массаж, заваривать кофе и согревать его в постели (похоже, у него от волнения вообще отказала терморегуляция, и теперь ему всегда холодно, а руки и ноги просто ледяные). С другими Анри еще как-то держится, но со мной разговаривает как настоящий сумасшедший. То есть начинает фразы со своих обычных вежливо-великосветских оборотов, но не заканчивает, а бросает на полуслове, иногда даже хватаясь руками за горло, как будто что-то душит его.

– Если тебя не затруднит, скажи мне, что ты думаешь…

– Могу ли я попросить тебя оказать мне любезность в том плане, чтобы ты не… и так далее.

Дневник помогает держаться мне самой. На бумаге все выглядит не таким страшным. А на самом деле я тоже схожу с ума и…

КОНЕЦ ДНЕВНИКА

– Это состоится завтра! – торжественно произнес Анри, глядя прямо перед собой, на свои вытянутые руки со слегка дрожащими пальцами.

– Что состоится? – робко поинтересовалась Вельда, гадая, не говорит ли Анри сам с собой.

– Встреча. Наконец-то мы хотя бы узнаем, кто ОНИ такие.

– Они согласились? – Вельда не смогла скрыть своего удивления. ИХ согласие было как присутствие фамильного замкового привидения на торжественном обеде.

– Да, встреча состоится завтра. Где-то в Сибири. ОНИ дали координаты. Ты будешь смеяться, но я почему-то знал, что ОНИ выберут для встречи именно этот регион… Геликоптер уже на месте, я составил программу для автопилота, так что можно будет лететь всю ночь. Сейчас я все соберу и отправляюсь. Пожелай мне удачи.

Анри был на удивление спокоен. Даже слегка заторможен, если учесть его предидущую бешеную активность. От нервозности и неадекватности последних недель не осталось и следа. Только черные круги вокруг глаз и неровное, сбивающееся дыхание выдавали его состояние.

– Что сказать тем, кто будет спрашивать о тебе?

– Я предупредил всех, что должен ненадолго отлучиться. Никто не будет беспокоиться.

– А я?

– Я хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне. Мне это приятно. Я эгоист?

– Да, конечно. Это обычно – именно эгоисты стремятся в одиночку спасти мир.

– Понимаешь, ОНИ сами поставили это условие. На встречу должен явиться именно я и только я. ОНИ имели дело со мной и, должно быть, как-то по-своему ко мне привыкли. Настроились на мой стиль мышления, аргументации. Впрочем, как последовательные поклонники чувства адекватности, ОНИ уточнили, что я могу и не прийти. В том случае, если не найду достаточно убедительных и исчерпывающих аргументов, чтобы вести разговор. Зачем попусту тратить время? Так что мою неявку ОНИ воспримут не как невежливость, а как подчинение принципу целесообразности. Но я готов и явлюсь…

– Все будет хорошо, – прошептала Вельда и, обхватив руками шею Анри, прижалась щекой к его щеке.

Щека Анри была сухой, холодной и колючей. Вельда поежилась. Она испытывала страх и облегчение одновременно. Наконец-то что-то решится. Если бы она еще могла посмотреть сама. Но Анри берет с собой аппаратуру и, если ОНИ позволят, она все увидит потом…

Вместо того, чтобы отправляться за уже упакованным грузом, Анри как-то излишне осторожно присел на стул. Вельда, уже распахнувшая дверь в коридор, обернулась и недоуменно подняла брови.

– В чем дело, Анри?

– Сейчас… – прошептал Анри. Губы его приобрели неживой лиловый оттенок, а пальцы судорожно цеплялись за спинку стула. Подавив крик, Вельда кинулась к нему.

– Кладовка в лаборатории…рюкзак…правый карман…шприц-ампула…розовая наклейка…быстро…– проговорил Анри, скаля зубы при произнесении каждого слова. Кроме губ и языка не двигался не один мускул его словно бы скованного панцырем тела. Вельда выбежала из комнаты и вскоре вернулась, таща за собой нетяжелый, но весьма объемный рюкзак. Анри сидел на полу, обхватив руками колени. По вискам его стекали струйки пота. Дышал он шумно, широко открытым ртом.

Вельда сорвала упаковку со шприца, с трудом разжала руки Анри, закатала рукав, перетянула скрученным бинтом плечо, нащупала почти невидную вену, вонзила иглу. Анри даже не вздрогнул. Уселась на пол, уложила Анри, примостила на коленях его голову. Осторожно гладила темные, слипшиеся от пота волосы.

Губы оставались лиловыми, но глаза через некоторое время открылись, и вместо мутной пелены боли в них появился вполне живой осмысленный блеск.

– Что я должна сделать, Анри? – облегченно вздохнув, спросила Вельда. Все это время она, одной рукой гладя волосы Анри, кусала пальцы другой, чтобы не разреветься и не поддаться панике. За эти нестерпимо долгие минуты она с удивлением успела убедиться, что вполне верит в существование ИХ, готовых в любую минуту уничтожить человечество. И оценила ту ответственность, которую взвалил на себя Анри, всегда веривший в их существование, и еще поняла, что значит для нее сам Анри, и то, что в любую минуту она могла его потерять…