Храпунов остался безучастен.
— Сам.
Гордеев протянул ему лист бумаги и ручку.
— Я вам продиктую сейчас пару предложений, а вы их напишете, хорошо?
— Графическая экспертиза? Зря. — Он пожал плечами и покорно приготовился писать.
— «Старший урядник — бравый престарелый казак с нашивками за сверхсрочную службу — скомандовал «строиться».
«У нас, как я уже говорил, еще и по сию пору царствует в литературе какое-то жалкое, детское благоволение к авторам: мы в литературе высоко чтим «табель о рангах» и боимся говорить вслух правду о высоких персонах».
Храпунов писал быстро и небрежно. Почерковедческая экспертиза бы, наверное, подтвердила, что его показания и данный отрывок писал один и тот же человек, но Гордеева, разумеется, интересовал не почерк. Как он и ожидал, Храпунов умудрился пропустить все знаки препинания, кроме концевых точек.
Разумеется, выводов из увиденного вслух Гордеев делать не стал. Подобного рода умозрительные заключения не смогут быть доказательствами в суде. Если Храпунова действительно квалифицированно подставляют, пусть они будут уверены, что он, Гордеев, забрел в очередной тупик.
Для очистки совести адвокат попробовал еще раз разговорить подзащитного, но тот снова не проявил заинтересованности в собственной судьбе. Значит, нужно искать за стенами Лефортова. Ибо если что-то нечисто с признанием, значит, просто не может быть все гладко и с фактической стороной. Значит, нужно искать свидетелей, которых еще не нашли и не обработали гэбэшники.
И Гордеев таки нашел то, что искал.
На заседание суда (а дело на первой инстанции слушала судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда) он пришел в черном: черный костюм, черный галстук, черные ботинки и черный кейс. Прокурор воспринял это как знак траура по заранее проигранному делу и одобрительно хмыкнул: человек, способный честно признать свое поражение, несомненно достоин уважения.
Но на самом деле траур был не по проигранной защите, а по самому подзащитному. Сейчас Гордеев уже совершенно точно знал, что признание высосано из пальца от первой до последней буквы, что Невзорова Храпунов не убивал, и даже мог это вполне аргументированно доказать. И он несомненно это докажет, ибо справедливость прежде всего. Но вот для Храпунова это оправдание и снятие обвинений наверняка будут равносильны смертному приговору, причем приведенному в исполнение без всяких отсрочек. Те, кто его подставлял, просто не позволят ему жить, зная, что он знает.
Храпунова ввели в зал. Он был совершенно спокоен, уселся, положив руки на железную решетку, отделявшую скамью подсудимых от зала, на Гордеева даже не взглянул. Серая неприметная внешность: не похож ни на служаку-милиционера, ни на киллера. Абсолютно растворим в толпе, и главное — никаких эмоций. Ни страха, ни раскаяния, ни озлобленности или досады — как будто все это происходит не с ним.
Появились судьи, которые почти наверняка еще до начала заседания готовы были вынести смертный приговор. Зал, в котором и было-то человек шесть, помимо основных действующих лиц, встал. И снова сел. Судебный процесс начался. Прокурор в спринтерском темпе допрашивал свидетелей, которые единодушно подтверждали, что Храпунов — злодей и злодейства свои совершал прямо у них на глазах. Причем глаза у всех были добрые, честные и широко раскрытые.
К тому моменту как за дело взялся адвокат, у судей и немногочисленных зрителей сложилось откровенно негативное впечатление о Храпунове-убийце.
До сих пор Гордеев хранил гробовое молчание, даже не пытаясь дополнительными вопросами свидетелям поколебать линию обвинения. Во-первых, свидетелей наверняка хорошо обработали, а во-вторых, большинство из них, скорее всего, действительно свято верят, что в той толпе у «Детского мира» они видели именно Храпунова.
Первым адвокат вызвал санитара морга при институте Склифосовского Перетятько Виталия. Внешний вид свидетеля: испитое лицо, покрытое сеточкой склеротических прожилок, мятоватый пиджак и явно трясущиеся руки, не вызывал к себе особого доверия судей. Но Гордеев на это и не надеялся. То, что этот хронический алкоголик вообще согласился прийти в суд, уже было большой удачей.
— Расскажите, при каких обстоятельствах вы впервые встретили обвиняемого, — начал допрос Гордеев.
Свидетель шумно сглотнул, потянулся к графину, стоящему на судейском столе, но потом вдруг передумал и заговорил довольно красивым зычным голосом:
— Он пришел ко мне на работу… это, в морг, и сказал, что разыскивает, это, без вести пропавшего дядю, который, это, страдал расстройствами памяти и, это, ушел из дома неделю назад и не вернулся. — Перетятько умолк и, видимо, пересилив отвращение, выпил все-таки воды.
Гордеев не торопил.
— Ну, это, он посмотрел неопознанные трупы за ту неделю и, это, выбрал одного.
— И что, он попросил похоронить дядю за счет государства или позволил использовать тело для опытов?
— Не, это, он сказал, что сам похоронит. Дядя был хороший, это… при жизни и много им добра сделал.
— То есть труп он забрал?