С австрийцами тоже все разъяснилось. Небольшая фармацевтическая фирма занимается в основном производством натуральных гомеопатических препаратов из всяких трав, корней, хрящей, плавников и рогов. У них долгосрочный контракт с заготовительной конторой в Нарьян-Маре, рога они вывозят уже три года и собираются вывозить еще лет семь. Почему через Москву — это их проблемы, возможно, им так удобнее, но главное — все у них законно и подрывать самолет, из которого они высадились и выгрузили товар, не было никакой необходимости. С товаром тоже все чисто: три контейнера погрузили, три забрали. Ничего нового о львовских пассажирах не вспомнили, но в один голос утверждали, что, когда они покидали самолет, Бакштейн был живехонек.
Итак, остается Халилов.
Поговорить с ним ранее Турецкий не мог, за отсутствием оного в Москве — Халилов летал в Германию уговаривать экспертов.
Хотелось бы, конечно, вызвать его повесткой на допрос и разделать под орех прямо тут, но Костя не позволил, а Грязнов, который вполне мог бы создавать напряженную атмосферу и давить на психику своим присутствием, пойти не смог — вызвали на ковер в собственное министерство.
Название «Глобус» у Турецкого ассоциировалось давно и довольно прочно с венгерскими консервами, и потому он подспудно ожидал увидеть захудалую контору, в которой летают на консервных банках.
Офис «Глобуса», расположенный на Коровьем валу, был действительно скромным, без излишней напускной роскоши, и соседствовал с Алжирской авиакомпанией «Aeronika». Но на консервных банках там, конечно, не летали: на балансе фирмы состояли шесть самолетов Як-40, которые осуществляли грузовые перевозки в четырнадцать стран Европы и чартерные рейсы в Стамбул и Алеппо.
Генеральный директор «Глобуса» Ренат Рашидович Халилов — тридцатипятилетний живчик с типично азиатской наружностью: скуластое смуглое лицо, раскосые черные хитроватые глаза, черные вьющиеся довольно длинные волосы, с едва заметной горбинкой тонкий нос и тонкая, едва уловимая линия губ, так сочетающейся со сшитым на заказ и наверняка не в России светлым костюмом, — производил впечатление нефтяного магната откуда-нибудь из Абу-Даби. Кабинет был под стать хозяину — «утонченный» и немного восточный: светлый персидский ковер на полу, низкая мебель, тяжелые шторы вместо приевшихся уже всем жалюзи. Главным украшением кабинета была фотография, на которой улыбающийся потный Президент жмет руку Халилову, и оба они в шортах и взмокших футболках, с теннисными ракетками и выпирающими из карманов мячиками, а на заднем плане маячит зять Президента и еще какие-то личности.
Как и подобает другу зятя, Халилов держался с достоинством и, погруженный в свои проблемы, особого гостеприимства не проявлял.
Турецкий для начала решил дать Халилову выговориться и предложил рассказать о компании вообще и о причинах катастрофы, как он их понимает. Но Халилов оказался немногословен и растекаться мыслью по древу не стал.
— Это была диверсия, — произнес он мягким, приятным баритоном. — У нас много конкурентов, и, возможно, таким образом они пытались подорвать престиж нашей авиакомпании.
Турецкому просто пришлось задать уточняющие вопросы, хотя что там спрашивать, все и так понятно: сидит Халилов высоко, покровители его сидят еще выше, прямых улик против него нет, труп он в шкафу не прячет, а если даже и прячет — все равно Костя санкцию на обыск не даст. То есть бояться ему нечего, а значит, и выкладывать всю подноготную он не станет, а давить на него опять же Костя запретил.
— Что вы можете сказать об экипаже? — спросил Турецкий, чтобы что-то спросить. В принципе единственная надежда: задавать побольше дурацких и самых противоречивых вопросов и, если он запутается, попробовать его прищучить. Очень нежно прищучить, самую малость…
— Прекрасный опытный экипаж, — откликнулся Халилов, — у всех большой стаж работы на международных авиалиниях. Предположения о некомпетентности экипажа абсурдны и беспочвенны. Техника тоже не могла выйти из строя сама собой: буквально за месяц до этого рокового рейса мы провели профилактический ремонт всего летного оборудования и даже оснастили самолеты дополнительными электронными системами. Я абсолютно уверен, что это была диверсия, акт авиатерроризма, и все без исключения российские эксперты, работающие сейчас в составе международной комиссии по расследованию, со мной полностью согласны.
— А деньги тоже конкуренты вам подбросили? — с совершенно невинным видом поинтересовался «важняк».
— Не знаю. — Халилов не оценил шутку.
— Как вообще могло случиться, что на вашем самолете перевозилась такая партия наличности, а вы об этом даже не догадывались? Или догадывались?
— Вы пытаетесь меня запутать? Или запугать? — Он не взвился, даже не повысил голоса.
Еще бы, с таким тылом. «Я, очевидно, вообще должен почесть за счастье, что он снизошел до беседы», — думал Турецкий.