Кто стучится в дверь

Найти человека, расследовавшего смерть Кардаша, оказалось делом несложным. Никуда он не уехал, не умер: по-прежнему работал в Троицке, даже звание его не изменилось. Как был капитаном, так и остался. Видимо, звезд с неба этот следователь не хватал.

В Троицк решил поехать сам Григорьев. Почти все ребята были заняты, Аникеев занимался гибелью депутатской жены.

Удостоверение Григорьева произвело на капитана Воронина большое впечатление. Ему, видимо, было приятно, что расследование восьмилетней давности – то, на котором он обломал себе зубы, – оказалось не таким уж простым. А значит, репутацию недалекого следователя, не понимающего, чего требует начальство, он носил все эти годы незаслуженно. С другой стороны, Воронину стало тревожно. Сейчас найдут ошибки, обвинят в халатности… Неспокойная жизнь пошла…

Московский ФСБ-эшник слушал его рассеянно. Либо знал уже все то, что ему Воронин рассказывает, либо думал о чем-то своем.

– А вы-то сами к чему склонялись? – спросил он наконец.

Такие вопросы у них в райотделе задавали редко. Воронин от растерянности заморгал.

– Я думал, что это они сделали… – сказал он тихо.

– Почему?

– Ну а кто еще? К тому же, Александров, когда работал на предприятии, как раз такими излучателями и занимался. Он же в ядерной области начинал. Он ученый, вообще-то…

Григорьев поднял левую бровь.

– А почему этот факт не нашел отражения в деле?

– Ну… Ваши же и запретили.

– В смысле?

– Это секретное оружие… – Воронин совсем растерялся. – Мне объяснили, что его нельзя упоминать. Я и не упоминал.

– Понятно…

– А что случилось? – Воронин смотрел на него испуганно, как кролик на удава.

– Есть подозрение, что Катаеву и Александрову кто-то может мстить за ту давнюю историю. Правда, у Кардаша, судя по всему, таких мстительных близких не осталось… – еще говоря эти слова, Григорьев вдруг увидел, что капитан сильно побледнел. – Что такое?

– Так уже было же…

– Что было?

– Ну, это… Месть.

– Чья месть? Кому? Вы можете говорить связно?

– Ну, муж этой секретарши Фатеевой… Он ведь уже пытался мстить. Он даже отсидел год… Хотел установить взрывное устройство под машину Катаева. А вы что – не слышали?

– Вот тебе на! – сердито сказал Григорьев. – Нет!

– Ну как же! – взгляд Воронина на секунду стал осуждающим: ФСБ – и не слышали! – У нас все это знают. Когда Фатеева заболела, он словно помешался. И вроде слабый человек-то. Все над ним смеялись! Она ведь любовницей Кардаша была. Почти открыто с ним встречалась. У них даже квартира для свиданий имелась. Правда, Кардаш туда и других баб водил… Этому Фатееву, его Максим зовут, все говорили: «Бросай ее! Всю жизнь с рогами проходишь!» А он уперся: люблю и все! Так его размазней и считали. Ни разу морду ей не набил, представляете? А когда она заболела, это было уже после смерти Кардаша, он прямо взбесился. Мы вначале думали, что он просто болтает, мол, никогда не простит, даже через двадцать лет найдет того, кто эту штуку установил, и башку ему отвертит. Но потом, когда его взяли с этой взрывчаткой, все увидели, что он не такая уж и размазня… Он, правда, вначале утверждал, что хотел взрывчатку кавказцам перепродать, но потом понял, что отпираться глупо. Признался, что думал Катаева взорвать. Дали ему немного: решили, что он был в состоянии аффекта. Ну, и характеристики ему написали положительные. Жалели его…

– Где он сейчас? – перебил Григорьев и встал.

Уже через десять минут он поднимался по лестнице пятиэтажной хрущевки. В подъезде воняло кошками, сыростью из подвала, кто-то кричал, что ему испортили жизнь этой кухонной каторгой.

Он поднялся на последний этаж, остановился перед изрезанной ножом дверью, поискал звонок, но из стены торчал только провод. Григорьев стукнул в дверь кулаком, потом забарабанил ногой. Из разрезов посыпался поролон.

В квартире было тихо, зато на его стук открылась соседняя дверь. Из нее высунулось радостное лицо то ли старика, то ли старухи.

– Его нет! – весело сказало лицо и выдвинулось полностью, вместе с телом. Оказалось – старик. – За водкой пошел! – сообщил старик и захихикал. Он доиграется!

– Поговорим? – предложил Григорьев.

– Есть, товарищ капитан!

Григорьев изумленно посмотрел на старика, тот сощурился, поразмышлял немного и неуверенно исправился:

– Майор? Да ты не волнуйся! Я свой! Пятьдесят лет в органах оттрубил! А потом мне сказали: ваш труд, товарищ капитан, Родине не нужен! Родине теперь нужны прокладки! Ну, давайте, сказал я им, прокладками дыры закладывайте! А мы подождем. Правильно?

Усмехнувшись, Григорьев шагнул вслед за стариком. Дверь они оставили открытой.

Квартира оказалась чистой. Имелась стенка, полированный столик, новый диван, импортный телевизор. Григорьев опустился в кресло, старик сел на стул перед ним. Руки он положил на колени. На лице была написана готовность служить Родине.

– Вы давно Фатеева знаете? – спросил Григорьев.

– С рождения! Вся его жизнь беспутная на моих глазах прошла!

– Беспутная?