Кто-то, с кем можно бежать

- Я выйду из ворот в сторону этой руки, - глубоко вздохнула Теодора, и он понял, что она даже не знает, где право, где лево, - а ты подожди ещё минуту-другую в доме. Если они там поджидают, разве не поспешат за мной посмотреть, что старуха замышляет...

- А если вас схватят?

- Вот именно. Я хочу, чтобы схватили меня, не тебя.

- А если будут бить?

- Что они сделают такого, чего ещё не делали?

Он смотрел на неё, потрясённый её храбростью:

- Вы не боитесь?

- Боюсь, конечно, боюсь. Но уже не их. Только неизвестное пугает. – Она опустила голову, обращаясь к какой-то упрямой нитке в рукаве балахона. – Скажи-ка, когда я выйду, когда пройду через наружные ворота, что я увижу первым, что там снаружи?

Асаф попытался вспомнить: её улица была боковой и довольно тихой. На ней стояли и ездили машины. На углу было отделение банка и магазин электроприборов с работающим в витрине телевизором.

- Ничего особенного, - пробормотал он и умолк, понимая, как глупо это звучит.

- А шум? Больше всего я боюсь там шума, света. Может, у тебя есть для меня солнцезащитные очки?

У него не было.

- Это может быть трудновато сначала, - сказал он и почувствовал сильную потребность защитить её, обернуть ватой. – Только будьте осторожны на дороге, всегда смотрите налево и направо, и опять налево. А когда на светофоре красный свет, переходить нельзя... – он с ужасом понимал, как много нового она должна узнать, чтобы уцелеть хотя бы пять минут в центре города.

Они спустились по лестнице. Ей ещё трудно было ходить, и она опиралась на его плечо. Медленно прошли закругляющийся коридор, и Асаф почувствовал, что для неё это маленькая траурная процессия, прощание с чем-то, что не вернётся. Она с удивлением сказала, как бы про себя:

- Когда пали стены Старого города – я не вышла. И не выходила, когда были взрывы на улицах и на рынке, несмотря на то, что очень-очень хотела сдать кровь. И не вышла, когда убили Ицхака Рабина, благословенна его память, хотя знала, что весь народ проходит мимо его гроба. А сейчас, вдруг... Христос ке апостолос! – пролепетала она, когда глазам её открылось разрушение в переднем зале, и замолчала. Асаф думал, что она упадёт в обморок, но она, наоборот, отпустила его плечо, на которое опиралась, и выпрямилась во весь свой маленький рост, и, когда он увидел упрямую линию, пртянувшуюся от её носа к подбородку, то понял, что её никто не победит. Он попробовал расчистить ей путь среди разбросанных книг, но она сказала, что на это нет времени, и величественно пошла по переплётам, касаясь и не касаясь их, словно паря в воздухе.

Перед дверью, ведущей во двор, остановилась. Руки её нервно переплелись.

- Послушайте, - проговорил Асаф, - может, не надо. Я как-нибудь справлюсь. Я быстро бегаю, они меня не поймают.

- Тихо! – приказала она. – Теперь делай и слушай: к Лее пойдёшь. Возможно, она сумеет помочь. Ты уже слышал о Лее? – Асаф колебался. В дневнике он несколько раз встречал это имя. Он вспомнил о каких-то её таинственных сомнениях, длившихся несколько месяцев, и по этому поводу было немало бесед между ней и Тамар, что-то о ребёнке, страхи и колебания, что-то, что завершилось, если он правильно помнит, поездкой во Вьетнам, но он, разумеется, не мог рассказать ей, что заглядывал в дневник.

Он спросил, где найти Лею, и Теодора сердито развела руками:

- Не в этом ли беда, что Тамар не говорит! Один раз она мне говорит: "Есть Лея". Очень хорошо, говорю я. Где-то через полгода она говорит: "А у Леи есть ресторан". Приятного аппетита, говорю я, но где? Что? И кто она тебе, что у вас общего? И она молчит. А что теперь? Что нам остаётся? – Она с горечью посмотрела на него, потом наклонилась к Динке, погладила её уши, вывернула одно из них и зашептала в него. Асаф слышал обрывки её шёпота:

- К Лее... в ресторан... поняла? Как стрела из лука, семимильными шагами! – Динка внимательно смотрела на неё. Асаф подумал, что Теодора действительно немного сходит с ума, если верит, что Динка это поймёт.

Теодора вдруг схватила его за руку обеими руками:

- Ты, конечно, расскажешь Тамар, что я вышла, да? А она не поверит! – счастливо засмеялась она. – Она испугается, моя Тамар! Но только не говори ей, что я вышла ради неё, чтобы она не казнилась, страданий у неё и без меня достаточно. По, по! Само слово "вышла" имеет совершенно новый вкус в моих устах: я выхожу. Сейчас выйду. Вот я уже выхожу.

Она открыла дверь и выглянула в широкий двор:

- Эта сторона мне немного знакома. Иногда, когда Назариан приносит бельё из прачечной или покупки с рынка, я стою здесь внутри и выглядываю в открытую дверь. Но когда стоишь здесь, - она сделала один шаг через порог, и душа её замерла. - Как красиво. Такой простор.