Кто-то, с кем можно бежать

- Уже не найдём, - говорит Тамар. Она откидывается назад и закрывает глаза. Она знает, что произошло что-то ужасное, смысла чего она ещё даже не понимает. Динки, которая была с ней с семи лет, её настоящей подруги, её второй половины, её нет. Нет. Её пронзает мысль: как будто нужно было принести в жертву что-то, кого-то, чтобы выручить Шая, и Динка стала жертвой.

Рука нащупывает её ладонь. Шай, с закрытыми глазами, тяжело дыша, притягивает её к себе. Она прикладывает ухо к его рту, и он с трудом шепчет:

- Мне очень жаль, Тамари. Мне, правда, очень жаль.

Хонигман оборачивается:

- Нужно отвезти его к врачу, твоего друга.

- Я сама им займусь, - коротко отвечает Тамар, и вдруг Шай, собрав остатки сил, говорит:

- Я не её друг, - бормочет он, - она мне сестра. - Его голова опускается на плечо Тамар, и там он шепчет, - у меня кроме неё никого нет во всём мире. – И его пальцы обессилено хватаются за её пальцы.

5. "Любовь моя, всех странников уже я расспросил"

***

Через четыре дня после того, как Тамар сбежала с Шаем и потеряла Динку, Асаф быстро шагал по пешеходной части проспекта Бен-Иегуды. Он почти бежал, пытаясь найти, без большой надежды, того гитариста. Её рюкзак у него за спиной стал вдруг очень тяжёлым, полным жизни, кишащим словами, мыслями, призывами о помощи. Он прошёл мимо кружка людей, наблюдавших за выступлением девушки-фокусницы, и задержался на минутку послушать игру молоденького скрипача, почти ребёнка, а потом увидел ещё одного парня, сидевшего, прислонившись к стене банка, и извлекавшего однообразные мелодии из инструмента, похожего на ситар[49], с помощью смычка, который он держал между большими пальцами ног. Никогда раньше он не обращал внимания, как много здесь уличных представлений; ещё его удивило, как они молоды, эти артисты – большинство из них были примерно его возраста – он смотрел на них, пытаясь угадать, есть ли у них связь с той мафией, о которой упомянул Сергей.

И было одно мгновение, краткое и пугающее: на спуске улицы собрался ещё один тесный круг, люди окружили девушку, сидевшую на стуле и игравшую на виолончели. Асаф, ничего не понимая в музыке, тем не менее, удивился, что кому-то пришло в голову играть на таком инструменте на улице. Девушка была маленькая, в очках и красной шляпке, и Асаф почувствовал, что люди собираются вокруг неё не столько ради печальной музыки, сколько из-за того, что она сама по себе с этой большой виолончелью была неким странным представлением.

Асаф и Динка уже миновали этот круг, когда собака остановилась, как будто получив невидимый удар. Она растерянно завертелась, лихорадочно принюхиваясь, и вдруг стала упорно протискиваться между людьми. Асаф потащился за ней, выбора у него не было, проложил себе путь между стоящими и очутился прямо против девушки в центре круга.

Она играла с закрытыми глазами, выражение её лица менялось, как в быстром сне. Динка громко гавкнула. Девушка изумлённо открыла глаза и посмотрела на собаку. Асафу показалось, что она слегка побледнела. Она моментально выпрямилась на стуле, нервно огляделась по сторонам, продолжая играть, но уже без чувства, просто пилила струны. Динка изо всех сил рвалась вперёд. Асаф оттаскивал её назад. Люди, окружавшие их, начали ворчать, чтоб отошёл, забрал собаку и перестал мешать, и он испугался, поняв, что все на него смотрят, что сейчас он и Динка стали уличным представлением...

Девушка первая пришла в себя. Она прекратила играть, быстро наклонилась и прошептала Асафу испуганным, сдавленным голосом:

- Где она? Передай ей, что она молодец, что все ребята там говорят, что она чудо! Чу-до! А сейчас беги, беги!

Она разогнулась, снова откинулась назад и моментально зажмурилась, как бы стирая из памяти прошедшее мгновение, и продолжала играть, изливая на публику своё странное меланхолическое очарование.