Кто-то взрослый

Когда я в сумерках отпирала свою машину, меня окликнула пожилая женщина с напудренным лицом и пухлыми щеками. Слегка улыбаясь, она поспешила ко мне в тумане.

– Я только хотела поблагодарить вас за то, что вы делаете для этой семьи. За то, что помогаете малышу Майлсу. Спасибо!

Она прижала пальцы к губам, изобразила, будто закрывает рот на замок, и умчалась, прежде чем я успела сказать, что совершенно ничем не могу помочь этой семье.

Через неделю я заметила кое-что новое, когда коротала время в своей квартирке (две комнаты, четырнадцать книг). Ржавое пятно на стене у кровати, похожее на лужицу после отлива. Оно напомнило мне о матери. О прежней жизни. О бесчисленных сделках – шило на мыло, – которые до сих пор ничего для меня не значили. Завершив сделку, я стирала ее из памяти в ожидании новой. Но Сьюзен Бёрк и ее семья застряли у меня в голове. Сьюзен Бёрк, ее семья и их дом.

Я открыла свой допотопный ноутбук и ввела в строку поиска: «Патрик Картерхук». Компьютер натужно загудел и выдал ссылку на статью на сайте кафедры английского языка: «Преступление по-викториански: зловещая история семьи Патрика Картерхука».

В 1893 году магнат Патрик Картерхук, владелец универсального магазина, въехал в свой великолепный особняк в стиле позолоченного века[1] в центре города с красавицей-женой Маргарет и двумя сыновьями, Робертом и Честером. Роберт доставлял родителям немало беспокойства. Он любил запугивать одноклассников и мучить соседских животных. В двенадцать лет он поджег один из отцовских складов и остался любоваться пожаром. Он без конца мучил своего тихого младшего брата. К четырнадцати годам Роберт стал совершенно неуправляемым. Картерхуки решили изолировать его от общества. В 1895 году они заперли его в особняке. Он должен был провести в нем всю оставшуюся жизнь. Роберт все больше ожесточался в своей позолоченной темнице. Он пачкал мебель и стены экскрементами и рвотой. Его сиделка оказалась в больнице с синяками неизвестного происхождения и так и не вернулась в особняк. Кухарка тоже сбежала одним зимним утром. Ходили слухи, что она обварилась кипятком в результате «несчастного случая на кухне» и получила ожоги третьей степени.

Никто в точности не знает, что случилось в доме Картерхуков в ночь на 7 января 1897 года, но пролилось немало крови. Патрик Картерхук был заколот в собственной кровати, на его теле насчитали 117 ножевых ран. Жену Патрика, Маргарет, зарубили топором, когда она бежала по лестнице на чердак. Топор так и торчал у нее в спине. Десятилетнего Честера утопили в ванне. Роберт повесился на потолочной балке в своей комнате. Он явно принарядился по случаю: на нем был синий воскресный костюм, залитый кровью родителей и все еще мокрый от воды из ванны, в которой нашел страшную смерть его младший брат.

Под статьей была размытая старинная фотография Картерхуков. Четыре мрачных лица в ворохе викторианских оборок. Худой мужчина за сорок с аккуратной заостренной бородкой, миниатюрная блондинка с грустными пронзительными глазами – светлыми, почти белыми. Два мальчика. Младший светленький, похожий на мать; старший темноволосый и черноглазый, с легкой ухмылкой и ироничным наклоном головы. Майлс. Старший мальчик был похож на Майлса. Не как две капли воды, но сходство было несомненным: самодовольство, чувство превосходства, угроза.

Майлс.

Можно ли уничтожить дом, если снять окровавленные половицы и залитую водой плитку, разобрать балки, на которых повесился Роберт Картерхук, снести стены, которые слышали крики? Могут ли призраки жить в выпотрошенном доме? Или от зла так легко не избавиться? Ночью мне приснилось, как невысокая фигурка открывает дверь в комнату Сьюзен, крадется по полу и спокойно заносит над спящей мачехой сверкающий разделочный нож с кухни за миллион долларов, а в комнате пахнет шалфеем и лавандой.

Я проспала все утро и проснулась в темноте. Бушевала гроза. Я смотрела в потолок, пока солнце не село, затем оделась и поехала в Картерхук-Мэнор. Бесполезные травы я оставила дома.