Кто убийца, миссис Норидж?

– Если вы подпишете согласие на то, чтобы ваша дочь проводила у миссис Пирс четыре месяца из каждых двенадцати, – отчеканила она. – И шесть месяцев, если девочка сама изъявит на то желание.

После слов миссис Норидж повисло ошеломленное молчание. Роджер еще не успел ничего понять. Агнесса и Генри переглянулись. И вдруг в этой тишине раздался тихий счастливый смех.

Шарлотта Пирс смеялась сквозь слезы.

– Господи, мы согласны, – торопливо проговорила Агнесса. – Согласны!

Миссис Норидж вопросительно взглянула на ее мужа:

– Что вы скажете, сэр Генри?

На лице сэра Генри выразилось такое облегчение, что в его ответе можно было не сомневаться.

– Разумеется, да!

Шарлотта вскочила и схватила Роджера за руку:

– А ты? – она тревожно вглядывалась в него. – Ты согласен?

Роджер покачал головой и улыбнулся:

– Шарлотта, для человека, который знаком со мной двадцать лет, ты удивительно плохо меня знаешь. Конечно же я согласен, любовь моя.

Франция, четыре недели спустя

В саду было тепло и солнечно. Золотистое кружево дрожало на белой скатерти, ненадолго исчезая, если по небу пробегало редкое облако.

Кэтрин подвинула к Эмме Норидж тарелку с яблоками.

– Ранний сорт, дорогая. Я выращиваю его специально для тебя.

Глядя на подругу, немедленно схватившуюся за фруктовый нож, она улыбнулась, но тут же вновь стала серьезной:

– Эмма, у меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя. Ты не представляешь, как много сделала для всех нас.

Миссис Норидж снисходительно отмахнулась от похвалы.

Но Кэтрин не унималась:

– Невероятно, до чего быстро тебе удалось распутать этот клубок!

– Скажу без ложной скромности, я прикладывала к этому большие усилия, – сказала миссис Норидж. – У меня был серьезный стимул, чтобы разобраться во всем как можно скорее.

Кэтрин понимающе кивнула и рассмеялась:

– Все дело в девочке, да? Ах, милая Эмма! Говори что хочешь, но твое сердце вовсе не такое каменное, каким ты хочешь его представить.

– Сердце здесь совершенно ни при чем, – заверила миссис Норидж. – Мистер Эштон положил мне тридцать фунтов в год. Неужели ты полагаешь, что я стала бы работать за эти смехотворные деньги больше двух месяцев?

Дело о мертвой собаке

Если бывают люди, о которых можно без преувеличения сказать, что они наступают на одни и те же грабли, то для миссис Питипэт вся жизнь была вдохновенным танцем на граблях. В искусстве исполнения разнообразных па и фуэте на столь мало пригодном для этого сельскохозяйственном инструменте Молли Питипэт не было равных.

– Пока был жив викарий, он сдерживал ее порывы, – со вздохом сказала Аманда Прю. – Мне это не под силу.

Две женщины стояли на склоне холма, глядя на аккуратный белый домик, притулившийся на противоположной стороне. Земля в этих местах не была плодородной, но за невысокой живой изгородью цвел розмарин, овеянный нежно-лиловой дымкой, а возле двери приветственно покачивали голубыми шапками кусты гортензии. Словно принарядившаяся для поездки в город простодушная деревенская кокетка, дом горделиво выставлял напоказ свой лучший наряд.

Миссис Норидж поправила шляпу. Пока они спускались сюда, ветер так и норовил сорвать ее.

– Какие же порывы? – спросила она.

– О, на первый взгляд совершенно невинные. Наша Молли творит добрые дела.

В голосе Аманды Прю отчего-то не было воодушевления.

– Все началось с бродяги, которого она подобрала где-то под Рэйделом и поселила в пристройке для слуг.

– Миссис Питипэт решила спасти его заблудшую душу?

– Несложно догадаться, верно? – уныло отозвалась мисс Прю. – Молли порхала вокруг него, с утра до вечера читая проповеди. Вбила в голову, что должна обратить черную овцу к свету.

– А что бродяга?

– Этот тип быстро смекнул, как ему повезло. То провозглашал, что слышит господа, то угрожал вновь ринуться в бездну греха. Верно, рассчитывал, что его спасение займет лет пять.

– На полном пансионе торопиться некуда, – согласилась миссис Норидж.

Женщины обменялись понимающими взглядами.

Аманда Прю доверительно взяла гувернантку под локоть и повела вниз по петляющей тропинке, осторожно переступая через камни.

– Мы с Молли дружим пятьдесят лет – с того самого дня, как нам вместе пришлось удирать от разъяренного индюка. Но временами я близка к тому, чтобы разбить об ее упрямый лоб что-нибудь тяжелое. Целый месяц она не могла говорить ни о чем, кроме своего мерзкого бродяги. А потом привела нового.

– Две спасенные овцы лучше, чем одна, – кивнула миссис Норидж.

– Две! А что вы скажете о четырех?

– Скажу, что в таком случае математика бессильна.

– Эти ленивые бездельники лопали за десятерых, но сами не желали взрыхлить даже клумбу. А потом появился пятый. Джонатан Белл.

– Вы запомнили его имя?

– Еще бы не запомнить! Двое суток мистер Белл слушал нравоучения Молли, а к вечеру третьего дня громогласно послал ее к дьяволу вместе со всем сонмом ангелов и покойным викарием. Он спустился в ближайший кабак, напился как свинья и отправился в город, крича во всю глотку: «Я Джонатан Белл, чертов грешник, а кого это не устраивает, тот пусть скажет мне об этом в лицо!»