Кто в спальне король?

В окно спальни сквозь плотные шторы пробивалось веселое утреннее солнце. Свежий, румяный и совсем не призрачный Валентин безмятежно спал, обнимая во сне Марию. А она ненадолго вздремнула и потом никак не могла заснуть. Она не привыкла спать вдвоем даже в своей широкой постели, ей все время хотелось ворочаться. Наконец, осторожно высвободившись из-под тяжелой руки Валентина, она встала, набросила кимоно, пошла в кухню, раздернула занавески. За окном сад весь светился в солнечных лучах, аромат цветов проникал в комнату.

«Как же здесь хорошо, — думала Мария, отпивая маленькими глотками крепкий утренний кофе. — И почему я оставила Валентина? Я ведь ни с кем не хочу делить свое чудесное убежище! Так почему же я никак не решусь поставить последнюю точку? Жалею его? Или все-таки себя, и боюсь сама себе в этом признаться? Что это? Тщеславие? Или нежелание перемен, боязнь одиночества? Одиночество — естественное состояние человека, оно никогда меня не пугало… Но, может быть, мне все-таки стоит подумать над его предложением?»

В памяти всплывали страстные слова Валентина, произнесенные сегодняшней ночью. Он не только клялся ей в вечной любви, а впервые всерьез умолял выйти за него замуж. И говорил настолько искренне, с такой убедительной страстностью, что Мария просто не знала, как реагировать. Надо сказать, что этот сюрприз тоже застал Марию немного врасплох.

Но связь с Валентином, внутренне совсем чужим ей человеком, на самом деле давно тяготила ее. Они были совсем разные, слишком разные! Он, при всей своей артистичности, был материален, и его актерское искусство, как ни странно, казалось теперь Марии гораздо более приземленным, чем проектирование домов. Странно, парадоксально. Дом связан с землей, он — ее часть, и он — среда обитания человека. Театр же условен во всем, всей своей сутью. Но Валентин играл не только в театре, он охотно снимался в сериалах, воссоздающих какую-то убогую пародию на настоящую человеческую жизнь. И сам, конечно, не мог не заразиться этой искусственностью и фальшью. К работе Марии он относился с уважением, но не видел, не понимал ее творческой глубины. Интересовала его только сама Мария — прекрасная женщина, изящная, утонченная, загадочная. Но ведь она была частью своего мира, и именно этот мир сделал ее такой! Конечно, Валентин предлагал ей лучшее, что у него было, — руку и сердце. Но как нелепо она выглядела бы в роли его жены! Даже представить страшно.

«И за что он так меня любит? Я ведь веду себя по отношению к нему, как черствая эгоистка, я даже не пытаюсь хоть как-то подстроить свою жизнь под него! Может быть, именно за это он и любит меня? Смешно все это, ей-богу! Да что же я так много о нем думаю! Может быть, это совесть? Ведь я, я всю жизнь люблю не его… Ты ведь знаешь, милый домик, все о моих чувствах! Только ты один и знаешь! Разве кому-нибудь еще может замкнутая, скрытная, гордая госпожа Еловская доверить свою душевную тайну?»

Глава 2

ВЕЧНЫЙ ИДОЛ

Интересно устроена человеческая память. Она никогда не рисует картину прошлого целиком, а вырывает из нее отдельные фрагменты. Они мелькают, как в калейдоскопе, потом вдруг картинка застывает. Я разглядываю ее, и мне кажется иногда, что все это было не со мной. Я смотрю на картинку со стороны, словно в старом кино… Почему-то часто повторяются одни и те же картинки, а другие только проскользнут и выпадают из памяти…

Кажется, учебный год шел к концу, потому что в воздухе пахло весной. Тогда, той весной, я была еще Машей, студенткой первого курса архитектурного института.

Сейчас я уже почти не помню ту Машу, все-таки прошло двадцать пять лет! Но дело даже не в этом, то есть не во времени, — Маша была в какой-то другой жизни. С трудом представляю ее. Какая она — эта Маша?

Она — миленькое, немного пухленькое существо неполных восемнадцати лет, с хорошеньким личиком, коротким носиком, темными волнистыми волосами, доверчивой улыбкой и открытым, веселым взглядом. Очень общительная, душа и заводила компании. Вероятно, в то время она больше любила вечеринки с друзьями, всякие веселые приключения, авантюры, болтовню с подружками, особенно с однокурсницей Изольдой Куликовой, теплые пирожки с капустой или зеленым луком и чашечку горячего кофе. Все просто, кафе — напротив. Она не курила, в отличие от большинства подружек, мол, не хочу быть, как все. Выпивала в компании, но немного. Ей нравилось, когда за ней ухаживали, могла пофлиртовать, но ничего лишнего ни себе, ни ухажерам не позволяла. Прощальный поцелуй в подъезде — и не более. В общем, динамила своих поклонников. И не потому, что ханжа или слишком нравственная особа, просто страсть еще не поразила ее сердце. Почти всегда возвращалась домой вовремя, увлеченно рассказывала младшей сестре Таньке о своих довольно бурных, но при этом вполне невинных приключениях. Танька читала по ночам Цвейга и Мопассана, вовсю крутила романы и чувствовала себя более взрослой и умудренной жизненным опытом, чем простодушная и легкомысленная Маша.