Кто в тереме?

Рита, став москвичкой, развелась почти сразу после регистрации. Оба осознали, что совершили ошибку. Потом была у нее еще одна попытка создать семью, закончившаяся столь же плачевно. Родилась дочь.

Руслана не забывала ни на один день, видимо, ее неудачи на личном фронте объяснялись именно этим – всех потенциальных кандидатов она мерила по Руслану. Планка была высока.

Подать о себе весточку или хотя бы узнать что-нибудь о нем не позволяли самолюбие и чувство вины. Судьба свела их год назад на сочинском пляже, и в этот момент они, оба люди неверующие, поверили в Бога – он в своего Аллаха, она – в Христа.

Так сейчас и верили, каждый себе, как хотел, сообразно принадлежности к религии. Религии разные, а счастье одно.

Видимо, их боги сжалились над ними, прожившими раздельные жизни, и, посовещавшись, решили объединить на последнем жизненном этапе. Уезжали в Артюховск из Сочи вместе, только заехали в Москву – познакомить дочь и внуков с Русланом, поставить их в известность о грядущих в бабушкиной жизни переменах и забрать кое-какие вещи.

Сейчас они живут вдвоем в большом доме – двухэтажном коттедже на старых дачах, но не скучают. На выходные приезжают сыновья Руслана с семьями, частенько им подкидывают внуков. Летом – Ритины дочь с зятем и внуками.

Счастливы безмерно, но у обоих проблемы со здоровьем – возраст. Рита приглашала Зою Васильевну в гости, круг общения у них не очень широкий, а Зоя – свидетель юности.

– Я, наверно, скоро умру, – грустно говорила Рита. – Столько счастья сразу, теперь вот тебя встретила, как в юности побывала. За все хорошее надо платить.

– А ты взгляни на это с другой стороны, – сердилась Зоя. – Что за пессимизм! Это тебе награда за то, что всю жизнь прожила в печали, казня себя.

– За что же меня награждать?! За глупость и жестокость?

– Но ведь у вас обоих дети. Ты сейчас согласилась бы, чтобы твоей дочери не было?

– Сейчас уже, конечно, не согласилась бы!

– Ну вот!

– Что – вот? По-твоему, это аргумент? У нас с Русланом были бы наши общие дети. А теперь их нет. Не родились.

– Значит, так должно было случиться! «Что предначертано – того человек не может…». А потом: третью часть человечества, если не добрую ее половину, надо наказывать за подобные глупость и жестокость, совершенные в юности! Это что ж, опять всемирный потоп на землю насылать?

– Всемирный потоп на землю за другие грехи уже пора насылать!

В этой сентиментальной истории Люсино ухо уловило ключевые слова: старые дачи.

– А когда ты собираешься к ней в гости? – заинтересовалась она. Завтра? Послезавтра?

– Не знаю… ну, не завтра же. Что за спешка? Это, по-моему, как-то даже неприлично!

– Какие приличия между близкими людьми! Вы же подруги!

– Экс-подруги! Да и не были мы так уж близки. Просто – ностальгия по юности.

– Ты что?! В нашем возрасте надо ценить каждую минуту и каждого мало-мальски близкого человека! Тем более – это привет из прекрасной молодости!

– А что это тебя так разобрало? – наконец заметила Зоя жадный интерес подруги. – Тронула их романтическая история?

– Это само собой, – отмахнулась Люся. Но, видишь ли… Эта Лида Херсонская… У нее конкретно крыша едет. Я прямо уже и боюсь. Затеяла собственное расследование. Я уже два раза видела, как она садилась в маршрутку, что на старые дачи едет. Как бы она не доездилась! Там же сейчас – пустыня, а в той стороне, где мы Гарика нашли – степь глухая, а она ведь наверняка не туда, где коттеджи, ходит. Как бы ей самой в колодце не оказаться!

– А зачем она туда ездит?!

– Опрос, надо полагать, ведет! Среди населения.

– Так население на период зимнего сезона по городским квартирам отсиживается.

– А я о чем?! Бомжи да криминальные личности, кому жить негде.

– А ты что же?! – переполошилась Зоя.

– Что – я?! Я же не могу взрослую тетеньку веревочкой к своей ноге привязать и таскать за собой! И она, типа, скрывается, шифруется от меня, когда я начинаю с ней профилактические беседы беседовать! Вся такая – на голубом глазу!

– А может, полицию подключить? Чтоб они сами с ней профилактические беседы беседовали?

Люся рукой махнула.

– Ребенок ты, что ли? Совсем после санатория расслабилась, плохо ориентируешься. Кого из полиции конкретно ты имеешь в виду? Кому это надо?

– Ну… может, Бурлаков… больше-то мы никого и не знаем… А он – ничего дядька…

– Бурлакова она зрить и видеть не может! Халатно он, видите ли, к расследованию смерти Гарика относится! Без должного рвения. Я не удивлюсь, если она еще и жалобу на него накатает. Да и ему оно надо? Делать ему больше нечего!

Она подлила в чашку кипятка, подвинула блюдце с вареньем и посмотрела на подругу умоляюще.

– Ты бы поговорила со своей Ритой? Что, мол, можно, с двумя подругами приедем? Если она не работает, ей, наверно, тошнехонько в своем дворце днями куковать? Даже если они с мужем ничего не видели и не слышали, хоть развеем Лидку… Хоть коттеджный поселок и далековато от дачных улочек, но слухами земля полнится… А она позже тебя приехала в санаторий или раньше?