Кто Вы, «Железный Феликс»?

В документах, принятых 1917–1926 гг., особо подчеркивалось, что необходимо и в самих органах безопасности «строго следить за исполнением всех положений о сохранности секретных сведений, шифров и секретной переписки. Всех, не умеющих соблюдать конспирацию, привлекать к ответственности и подвергать строгим наказаниям вплоть до лишения права работать в ВЧК. Болтунов и неуместно интересующихся секретами, удалять из органов ВЧК». Необходимо понять и учесть, говорил Дзержинский в те дни, что «государство воплощается в людях, а сплошь и рядом в советских учреждениях на трех-четырех сознательных коммунистов приходятся сотни буржуазных служащих, пропитанных капиталистической психологией…»[1217].

Руководство ГПУ снова обратило внимание своих сотрудников на сохранность и пересылку секретных документов, в первую очередь, приказов, циркуляров, шифров и других материалов по вопросам оперативной деятельности. Так, 27 октября 1922 г. ГПУ отметило, что «хранение и учет приказов во многих местных органах поставлены крайне небрежно»[1218]. Это было необходимо, потому что участились случаи, когда чекистские документы становились достоянием иностранных разведок и эмигрантских центров. Утрата секретных документов и шифров вела к раскрытию специфических методов работы органов безопасности.

Но подчас пропадали не только документы. Достоянием противника становились даже святая святых — шифры. У после Гражданской войны выяснилось, «что раскрытие шифров было детской игрой для польских специалистов», поскольку в «Красной Армии в тот период еще применялись кодовые таблицы, сохранившиеся со времен империалистической войны», имевшиеся, конечно, и у поляков[1219]

.

В 1921 г. Дзержинский поручил Уншлихту «издать приказ, чтобы Шифровальный отдел шифрованные телеграммы посылал в одном экземпляре только адресату, оставляя у себя в разносной книге отметки: номер телеграммы, число, откуда и от кого, кому и ясную расписку получателя. Размножение таких телеграмм должно быть урегулировано особыми правилами, проект которых было поручено разработать Спецотделу[1220].

31 марта 1921 г. своим приказом Дзержинский объявил «для строгого и неуклонного исполнения», что «секретные бумаги, доклады, следственные дела, информационные бюллетени, оперативные сводки, дислокации и вообще все пакеты с надписью «совершенно секретно» посылать только курьерами, а не почтой, ввиду возможности пропажи их»[1221].

Некоторые губЧК (губотделы ГПУ) издавали свои газеты и журналы, где помещали материалы о структуре чекистского аппарата и методах его работы. Это вело к отступлению от общих правил конспирации. 16 марта 1923 г. распоряжением Уншлихта и приказом ГПУ от 23 мая 1923 г. всем губотделам ГПУ было запрещено без санкции ГПУ печатать документы, доклады, брошюры и отчеты с описанием методов работы, давать какие-либо сведения для печатных изданий. Это право было предоставлено центральному аппарату. С 3 апреля 1926 г. ни одно печатное произведение о чекистах не издавалось без разрешения зампреда ОГПУ Г.Г. Ягоды[1222]

.

Принцип конспирации нередко нарушался и уволенными сотрудниками, занимавшимися литературной деятельностью. Поэтому были приняты меры к запрету ими публикаций о работе органов безопасности, кроме статей «общего характера»[1223]. С 20 августа 1925 г. приказом ОГПУ все чекисты при увольнении были обязаны давать подписку о том, что при занятии литературной или сценической деятельностью, прямым или косвенным путем не будут разглашать в печати, при чтении лекций, написании сценариев и т. п. сведений об агентурно-оперативной работе органов ВЧК-ОГПУ.

Подписка давалась по определенной форме и обязывала бывших чекистов согласиться на цензуру своих произведений: «Я, нижеподписавшийся… даю настоящую подписку в том, что, если по увольнению из органов ОГПУ буду заниматься литературной или сценической деятельностью, то обязуюсь ни в коем случае не разглашать прямым или даже косвенным путем в печати (периодической или непериодической), сценической деятельности, литературных и т. п. диспутах, лекциях и отдельных выступлениях сведений об агентурно-оперативной работе ВЧК и ОГПУ, как в прошлом, так и в настоящем, а в тех случаях, когда вышеуказанные произведения уже имеются в виде рукописей, подготовленных к изданию — не продавать издательству или не выпускать автор(ским) изданием без согласия на то соответствующих органов ОГПУ, для чего их предварительно передавать последним на просмотр»[1224].

Несмотря на грозные приказы и другие принимаемые меры случаи нарушения сотрудниками конспирации были не единичными. В середине апреля 1917 г. по рапорту заведующей отделом по борьбе с контрреволюцией МЧК Н. А. Рославец на имя Ф.Э. Дзержинского о хищении из отдела текста с ценными бумагами, находившимися в незапертом шкафу у следователя Тер-Каспаряна, председатель ВЧК распорядился подвергнуть следователя аресту на месяц с исполнением обязанностей»[1225].