Кто Вы, «Железный Феликс»?

10 февраля 1921 г. Дзержинский телеграфировал в Харьков Манцеву об удовлетворении просьбы о расширении полномочий Киевской комиссии Маковского в «смысле предоставления ей права дачи оперативных заданий по борьбе с польским шпионажем, обязательных выполнению всеми органами ЧК и особых отделов на территории Киевского и Одесского военокругов и контроля за выполнением их»[1262].

В начале 1920-х гг. органы ГПУ ускорили разработку всех выявленных белогвардейских и шпионских резидентур, провели операции по «подозрительным полякам, а также лицам, политически ненадежным, имевшим связи с Польшей», взяли на учет подозреваемых в шпионаже служащих Красной Армии, учреждений и заводов оборонной промышленности, продовольственных баз и огневых складов. Чекистами были пресечены провокации польских спецслужб. Так, во время ведения переговоров Советской России с Польшей в 1921 г. польским генштабом была подготовлена провокация: агент штаба доставил в советское посольство якобы секретные документы о польском шпионаже в Германии и предложил сотрудникам посольства купить их за 500 тыс. марок. Провокатор был разоблачен[1263]. Были также разоблачены и осуждены и другие польские шпионы. Так, в Борисовском округе осуществлена разработка «Собственник», по которой арестован бывший дворянин Ю.В. Песляк, его брат состоял на службе во 2-м отряде Польского Генштаба и неоднократно переходил границу с разведывательной целью. Песляк имел агентуру в структурах материально-технического снабжения и получал сведения военного характера, а в последнее время сам собрался уйти в Польшу. Песляк вел антисоветскую агитацию среди крестьян и сбор сведений для польской разведки.

В 1925 г. на курсах польских коммунаров окончил жизнь самоубийством курсант Добролюбов. Дзержинский считал, что это следствие работы польских спецслужб, которые делают все, от их зависящее, чтобы дезорганизовать работу курсов и завербовать себе агентов. 24 февраля 1925 г. он поручил Р.А. Пиляру «не только это дело до конца распутать, но с нашей стороны окружить так школу, чтобы уничтожить и перехватить всякие связи с курсами польской разведки. Прошу Вас поэтому доложить мне и о таком плане»[1264]

.

2 апреля 1925 г. во время обсуждения в Политбюро вопроса «Об обмене» с докладами выступили И.С. Уншлихт, Ф.Э. Дзержинский, М.М. Литвинов, М.И. Фрумкин и Богуцкий. В итоге обсуждения были приняты предложения Дзержинского, в том числе: дать указание судам и прокуратуре о том, чтобы уличенные в контрреволюционных преступлениях, связанных с Польшей, и шпионаже в пользу Польши судились со всей строгостью существующих законов, без применения смягчения приговоров; по отношению к осужденным судами, согласно п.1, не может быть применена амнистия и помилование (ЦИКом СССР и ЦИКами Союзных Республик) без предварительного согласия Комиссии ПБ (т.т. Дзержинский, Куйбышев, Крыленко); привести в исполнение задержанные (ЦИКом) приговоры к высшей мере наказания над осужденными судами польскими шпионами и контрреволюционерами; ОГПУ предложить усилить борьбу с польским шпионажем и контрреволюцией…»[1265].

К 1926 г. у Председателя ВЧК сложилось твердое убеждение, что Польша готовиться к широкомасштабной войне с СССР. Эту точку зрения он не изменил до конца своей жизни. «Целый ряд данных, — писал Ф.Э. Дзержинский 11 июля 1926 г. И.В. Сталину, — говорит с несомненной (для меня) ясностью, что Польша готовится к военному нападению на нас с целью отделить от СССР Белоруссию и Украину. В этом именно заключается почти вся работа Пилсудского…».

15 июля 1926 г. Дзержинский предложил Ягоде вывезти из городов, лежащих близ польской и румынской границы, архивы ГПУ в Москву и «как можно меньше держать в тюрьмах шпионов, белогвардейцев и бандитов тоже держать их подальше от границы».[1266]

Через три дня он писал Ягоде: «Прошу сообщить, что сделано по усилению польского отделения КРО и работы у нас в центре в отношении Польши, Белоруссии, Украины и Румынии? Сообщите лично так же, как идет исполнение намеченных совещанием ПП мер?».[1267]

Ф.Э. Дзержинский много внимания уделял борьбе с немецким шпионажем. В 1918 г. его беспокоила осведомленность немцев о том, что происходит в партийном руководстве РКП (б). 30 июля 1918 г. он просил Бродовского прислать ему свое суждение на это счет и «точное описание фактов с деталями и что именно немцы знали и как Вам это стало известно? Нет ли по Вашим данным кого-либо в окружении лиц, ведущих с немцами переговоры и бывающих на заседаниях ЦК (Чичерин, Копп, Красин, Крестинский), которые имеют связи с немцами как жены. Секретарши (близкие), сестры жен и т. д. и которые могли бы разбалтывать. Повторяю, вопрос слишком серьезный и поэтому я прошу Вас прислать мне все, что могло бы дать нить. Всякая мелочь тут важна. Мне передавали, что сестра жены Коппа вышла замуж недавно за немца, занимающего очень высокий официальный пост.

Так ли это?…Письмо после прочтения должно быть уничтожено тут же»[1268].