Кто Вы, «Железный Феликс»?

24 марта 1924 г. он писал Ягоде: «По городу ездят автомобили, купленные за границей. Нельзя ли бы было расследовать, сколько и кем и во сколько это нам обошлось и кто дал на эту покупку разрешение. Полагаю, что такие дела надо быстро расследовать для передачи или в Контр[ольную] комиссию или в трибунал. Между прочим, и Коминтерн имеет заграничную машину. Ездит на ней Мирович (со слов Мархлевского»^{2172}.

Еще 9 апреля 1923 г. Дзержинский в записке Уншлихту и остальным членам Коллегии ГПУ предложил «упразднить персональные машины, в том числе и мою. Я слышал, что у нас 11 персон. машин. Если есть одна персональная, то будет всегда и больше. Надо упразднить это, а пользование машинами сократить максимально, заменяя, где возможно, лошадьми. Прошу обсудить и принять меры… Наше [Республики] финансовое положение катастрофично и надо проявить скупость во всем. Мелочи в совокупности вырастают в колоссальные цифры»^{2173}. 23 сентября 1924 г. он писал Ягоде: «Экономия во всем — в том числе и в выписывании газет должна быть обязательной и для ОГПУ. Прошу представить мне данные, сколько газет мы выписываем и сколько это в месяц стоит, а также проект сокращения с l-го Х. Многие, в том числе и я, можем выписывать за собствен. cpeдства»^{2174}.

В сентябре 1925 г. Дзержинский представил в финансовую часть ОГПУ расходную ведомость за время отпуска (16–28 августа), в которой отчитался за каждый рубль, потраченный за время отдыха (существовало тогда такое правило). Вот выдержки из этого документа:

«16. VIII.25. В пути к Кисловодску: яблоки 3 шт. — 45 коп., бутылка воды «Ессентуки» № 24–30 коп., арбуз — 65 коп., газеты — 10 коп.

17. VIII. 25. Ст. Невиномысская, слива — 30 коп., арбузы, там же — 1 руб. 20 коп., минеральные воды в Кисловодске — 2 руб. 80 коп.

21. VIII. 25. — Извозчик — 1 руб. 80 коп., телеграмма № 4046 — 1 руб. 60 коп., газеты — 22 коп., резинка к шляпе — 60 коп.

25. VIII. 25. — Парикмахеру — 10 руб.

26. VIII. 25. — За химическую чистку — 3 руб.

27. VIII. 25. — Газеты — 26 коп.

28. VIII. 25. — В замке «Коварства и Любви». Ситро — 1 руб. 50 коп.^{2175}.

И такой подробный отчет за каждый день.

По буржуазным и современным российским меркам человек, который мог бы стать самым богатым в стране (председатель ВСНХ и председатель ОГПУ), писал 1 июля 1925 г. своему секретарю А. В. Беленькому:

«1. Я до сих пор не получил справки, за что я через Реденса получил гонорар в 500 рб.

2. Сколько я должен за костюм, ботинки, белье и т. д.?

3. Одолжите мне из имеющихся у Вас 15 рублей»^{2176}.

Дзержинский в корне пресекал малейшие «подарочные поползновения». Однажды председатель Азербайджанской ЧК Хапуалов направил в Москву на его имя «для поправления здоровья» посылку с икрой и шестью бутылками сухого вина. На приложенном к посылке письме 14 января 1921 г. Феликс Эдмундович тотчас же начертал: «Сдать в больницу», а в Баку послал такую депешу: «Благодарю Вас за память. Посылку Вашу я передал в санитарный отдел для больных. Должен Вам, однако, как товарищу, сообщить, что не следует Вам, как предЧК и коммунисту, ни мне и никому бы то другому, посылать такие подарки»^{2177}.

Скромность его была во всем, в том числе и в партийных делах. Вот что писал один из делегатов Х съезда РКП(б) в марте 1921 г. После того как значительная часть делегатов отправилась к Кронштадту для подавления восстания матросов, на квартире члена ЦК РКП(б) Л. П. Серебрякова собрались сторонники Л. Д. Троцкого, чтобы выработать фракционную программу, но сам Троцкий отсутствовал. Он был в Петрограде. Среди собравшихся был и Ф. Э. Дзержинский. Автор заметок вел записи, считая их сугубо секретными. С протокольной точностью он писал: «После того как среди других была названа кандидатура Дзержинского в члены ЦК, Феликс Эдмундович попросил слова и выступил очень взволнованно: «Товарищи, вы называете мою кандидатуру в члены ЦК, вероятно имея в виду, что я буду продолжать работу в качестве председателя ВЧК. А я не хочу, а, главное — не смогу там больше работать. Вы знаете, моя рука никогда не дрожала, когда я направлял карающий меч на головы наших классовых врагов. Но теперь наша революция вступила в трагический период, во время которого приходится карать не только классовых врагов, а и трудящихся рабочих и крестьян в Кронштадте, в Тамбовской губернии и в других местах. Вы знаете, товарищи, что я не щадил своей жизни в революционной борьбе, боролся за лучшую долю рабочих и крестьян. А теперь и их приходиться репрессировать. Но я не могу, поймите, не могу! Очень прошу снять мою кандидатуру!»^{2178}. Но ему поручила этот пост партия, а партийная дисциплина для него не была пустым звуком.