КТО ВЫНЕС ПРИГОВОР

Была бы только ночка,да ночка, да потемней–й…

 Когда вышли на улицу, Костя остановил товарищей. — Вот что. Надо продолжать наблюдения за трактиром. Мне кажется, неспроста сегодня этот Мухо… Мухо вышел на рассвете с Верочкой. Пошли они через Волгу на эту сторону, где лежал основной город. Шел он, часто роняя шапку, подымая ее и снова роняя… А спустя какой–то час в его квартире, в старом деревянном доме, на втором этаже, прогремел выстрел. Приехавшие вскоре Костя, Саша Карасев, эксперт и Подсевкин застали его в кресле, лежащим с откинутой головой. Волосы рассыпались, рот был ужасно разинут, точно кто–то пытался разодрать его пальцами. На виске темнело пятно. Сразу определили, что это самоубийство. Копоть на сгибе указательного пальца, нажимавшего на спуск, кровь на пальцах правой руки и наган, лежавший у ног, босых, с оттопыренными пальцами. Рубаха была разодрана — возможно, борясь сам с собой, рвал Мухо. Потом приставил дуло и кончил с жизнью. На столе лежала записка со странной надписью: «Все худшее позади». Судебный эксперт, заворачивая бережно наган в тряпицу, проговорил, с какой–то любопытной опаской поглядывая на Мухо: — Спасибо ему надо сказать, что первые четыре пули не пустил в кого–нибудь. А мог бы. Бывший белогвардейский офицер, товарищи агенты. — Он все ходил, — сказала приглашенная понятой снизу жиличка. — Сначала тяжело ходил, видно, в сапогах. А потом сапоги снял, стал босым ходить, точно маятник. Потом вот сел, кресло двинулось. Потом выстрел. Иван Рябинкин, обойдя Мухо, обернулся к Косте, сказал: — Не оборвалась ли и здесь какая цепь… Костя не смог удержать усмешки. Вот ведь понравилось парню это слово — и где только отыскал его, от кого услышал. — Нет, цепь не оборвалась, — ответил неожиданно Подсевкин, садясь за стол, чтобы начать писать подробный протокол о самоубийстве. — Теперь она связалась крепко. Осталось только потянуть конец.

53