Кто вынес приговор

23

 После обеда агенты, как обычно, принимали посетителей, свидетелей, вызванных повестками. Тяжелый лохматый мужчина бубнил над составляющим протокол Васей Зубковым: — Одни штрафы с этой «конфеткой», гражданин начальник… Женщина, в дорогом пальто, накрашенная, разглядывала фотографии, разложенные перед ней Барабановым, и качала головой: — Нет… Тот в желтом дождевике был. — Дождевик можно снять, — хмуро говорил Барабанов. — А лицо, лицо какое у него было? Женщина вздыхала и прятала руки в кофточку. — Такой перстень, такой перстень. Какай–то крестьянин, вызванный по делу хищения в кооперативе, говорил Саше Карасеву: — А он мне: ты, Хромов, тоже в сыщики записался. Мягко и заискивающе текла речь толстого гражданина с портфелем, поставленным на колени: — Уверяю, что я в Севпатоку по делу приехал, про кокаин никогда не слыхивал. И как он в номере очутился у меня, понять не могу. Ворвался вдруг в «дознанщицкую» Нил Кулагин. В распахнутой шубе, в сбитой на затылок шапке, сияющий. Он пробился между столами, уселся напротив Кости, разговаривавшего по телефону с начальником уездного уголовного стола по делу Миловидова. С чего это такой Кулагин? Повесив трубку, Костя спросил: — Или именины у тебя, Кулагин? Тогда Кулагин пригнулся, в ухо зашептал: — Из «Хуторка». Выяснил я, как велел ты. Потолковал с посудомойкой. А она мне: бывает такой с трубкой и бородкой. Не иначе как Трубышев… — Ну и что — бывает? У Трубышева, Нил, тоже две ноги, как и у тебя. Куда хочет, туда идет. — Допросить, может, и Трубышева, и трактирщика, — опять зашептал, тараща глаза, Кулагин. — Чего тянуть… Они, я думаю, та самая подпольная биржа. Больше некому. — А морщины порока есть на лице у Трубышева? — засмеявшись, спросил Костя. — Я их что–то не видел. Был на фабрике, разговаривал с ним, как с тобой вот, нос к носу. Лицо у него чистое, морщинки разве что только у глаз. На лбу есть одна или две, и то если хмурится. Что же, возьмем, а он под твою калькуляцию не подходит. Извиняться будем. Кулагин обиженно пожал плечами. Не ожидал он такого спокойствия от инспектора. Думал, наверное, что инспектор сейчас же бросится за ордером на арест. А на каком основании? — Доказательства где? — спросил строго Костя. — Ну, возьмешь, а что предъявишь? Ходит в трактир… И другие ходят. Подождем. В дело это все занесем. И узнал ты очень ценное, Нил. Но не спеши, как всегда. Говорил же я тебе про бабушку, которая спицами шевелит да шевелит. Ниточка бежит да бежит… Не суетись попусту… Я тебе вот что хочу сказать, — осуждающе покачал он головой, разглядывая снова агента. — Ходишь в распахнутой шубе, заломленной, как у приказчика, шапке. Ну, в темноте — ладно, у себя во дворе — тоже ладно. Но здесь, — кивнул он на посетителей, — ты должен быть в порядке. Да и не только к тебе это относится, — добавил он, посмотрев на Барабанова, на его расстегнутый ворот гимнастерки. — Есть и другие агенты, что ходят нараспашку. Шумим, стучим, хохочем во весь рот в губрозыске. Хлопаем друг друга по плечам, по задницам. В ремни играем в уборной. Табак курим в коридоре прямо, а не в курилке. А разговор: «Сашуха», «Васюха»… Подтягиваться надо… Вот скоро проведем специальную летучку по этому вопросу. Он глянул в расстроенное лицо агента. Вместо похвалы — выговор. Улыбнулся, подмигнул ему: — Новое тебе задание, Кулагин. Правда, к делу Миловидова не относящееся. Прислали нам два новых фотоаппарата типа «Бертильон». На станции они. Эксперт просил выделить кого–нибудь поплотнее. Ну, а кто у нас поплотнее, кроме тебя. Потому что там еще всякие принадлежности к ним. Сода, растворители. После пяти поедете вместе с экспертом. Кулагин застегнул шубу, поправил шапку: — Надо раскрывать, а мы с растворителями… Увидев на лице инспектора улыбку, замолчал. Когда он вышел, Костя снова снял трубку телефона и попросил телефонистку соединить его со следователем Подсевкиным.

24