Кто вынес приговор

 Спрятавшись в кондукторской будке товарного вагона, Ушков ждал поезда. Агентов он проглядел: может, задремал, отяжелев от пива; заметил их, лишь когда те со скрежетом открыли дверь соседнего вагона, освещая нутро огнями карманных фонарей. Заметив, выпрыгнул на снег. От толчка шапка слетела. Невольно он нагнулся за ней, но окрик Ярова: «Стой!» — заставил его резко отпрыгнуть, точно у рельсов лежала бомба. И тут же кинулся через пути к кладбищу, начинающемуся сразу же за горами угольного шлака. Прогремел выстрел, опустив револьвер, Яров снова крикнул: «Стой!» — Ушков бежал, не обращая внимания на стрельбу, видимо, понимая, что агентам он нужен живой. Бежал как–то кособоко, труся по–старчески, клоня голову набок, озираясь. — Пускай, — на бегу приказал Яров проводнику служебной собаки Варенцову. Тот отцепил поводок, но пес скакнул через один путь и остановился, виновато виляя хвостом. Уже за спиной агенты услышали голос: — Подводишь ты, Джек, старика… И что такое с тобой… Отслужил, знать, милый… Почему это — но на бегу агенты заговорили о собаке, а не об Ушкове, исчезнувшем за оградами на тропе. Костя вспомнил, как они с Джеком открыли кражу сахара из военных складов, еще в двадцатом году. Карасев — о том, как Джек помог ему найти воришек на Мытном дворе. А Леонтий, оглянувшись, указал: — Еще вчера жаловался Варенцов, что не ест пес, только воду пьет. На кладбище было тихо. Под луной светилось бледное здание церкви в глубине, за стволами берез и тополей, за высокими кустами. К ней вела широкая тропа, мерцающая, затоптанная крепко. Вторая тропа вела к сторожке, похожей на каменную бочку с одним окном. Поодаль от нее стоял сарай с продавленной крышей, с поленницей дров, уложенных к стене. Не добежав до сторожки, Ушков свернул к сараю и вдруг, оглянувшись, выстрелил по агентам, спускавшимся по тропе следом за ним. Пуля свистнула, как показалось Косте, над самым ухом, хоть и бежал он вторым, за Яровым. Агенты повалились в снег и, не сговариваясь, открыли стрельбу. Ушков упал, ползком добрался до открытой двери сарая. Оттуда в щель двери гулко, до звона в ушах, ударили еще два выстрела. — Оставайтесь здесь, — приказал Яров Леонтию и Косте, — а мы с Карасевым — в обход. Они побежали, пригибаясь, проваливаясь в сугробах, между оградами. Вдруг Леонтий сказал торопливо: — Гляди, он под крышей! Из дыры сарая свисала рука с наганом, сквозь щели проглядывало лицо Ушкова. Ему, как на ладони, были видны и Леонтий, и Костя. Он мог стрелять в того или другого на выбор. Но лишь водил рукой с зажатым в ней наганом по доскам, точно искал, на что можно опереться. Вдруг наган выпал, лицо исчезло, а из глубины сарая донесся глухой звон железа, вскрик. Мимо с приглушенным воем промахнул Джек — нырнул в черную скважину открытой двери. За ним вбежали в сарай и агенты. Свет фонарей осветил лицо Ушкова, лежавшего на поломанных железных прутьях ограды. Лежал он навзничь, застряв ногой в металлическом хламе. Услышав шаги, попытался ее вытянуть, на лице выступили красные пятна. Вот он повернул голову, разглядывая окруживших его людей, точно искал среди них кого–то. Двинулся было — боль в раненой ноге заставила вскрикнуть. Тут же заорал с матерной бранью: — Што смотрите… Агенты не двигались — ждали чего–то, слушали частое дыхание раненого преступника, близкий стук колес маневрового паровоза, ходившего по путям туда и сюда, ударяющего вагонами. — Сымите… Лишь Джек переступил тонкими ногами, повыл жалобно. Ушков сразу затих, повернул голову в сторону собаки. — Сдохнет Бика–Граммофон…

 — Поживет пес еще, — выкрикнул Варенцов. — А я говорю, подохнет, — с каким–то удовольствием, удивившим агентов, повторил Ушков. — Сымите, — вдруг повторил он, дернулся снова. Наконец агенты подошли к нему, собираясь поднять его, но тут железные решетки загремели, и он рухнул на земляной пол к их ногам, тихо, с захлебом, подвывая собаке…

33