Кто живёт в твоём чулане? (СИ)

   В один из таких дней, ещё затемно при свете лампы Тойво увязал последний узел с вещами. Запрячь лошадок времени много не займёт, а там - чем дальше, тем лучше. Он присел на край кровати, как говорится, на дорожку.

   Дом отдыхал после очередной беспокойной ночи.

   Тойво сидел и вспоминал, как когда-то давно, случалось, тоже поднимался пораньше, пока родители ещё спали. Поднимался и осторожно, на цыпочках, бродил по комнатам. В предрассветные часы притихший дом казался совсем другим, нежели днём. С улицы не доносился голос работающего в огороде отца, на кухне не скворчали на плите пироги. Дом представлялся всеми покинутым, а сам Тойво был бесплотным призраком, что одиноко обитал в нём. При этом главное было не издавать ни звука, дабы не разрушить тонких чар игры.

   Над его кроватью висели портреты родителей. Тогит перевёл взгляд с них на маленькое оконце и засохший цветок в плошке. Оглядел стены и потолок. Половичок, что когда-то мама связала на спицах, с рисунком из синих цветов, затёртых уже до неразличимости.

   Тойво уронил лицо в ладони и зарыдал:

   - Я не могу... Просто не могу.

   Позже, идя куда-то и зачем-то, он заметил у двери в кладовую нечто поблескивающее. Тойво приблизился и поднял лежавший на полу погрызенный кусочек засохшего сыра и тяжёлое кольцо-перстень. Поверхность кольца покрывала копоть, но глаза Великого Змея лучились красными искрами. Тогит заглянул в кладовую. Там ничего не изменилось. Среди сбитых полок в беспорядке валялись мешочки с крупами и осколки горшков.

   Он кое-что прикупил на зиму. Ему продавали дешевле, чем оно стоило, хотя он не просил сбавлять цены. Его жалели.

   У двери в кладовую он поставил миску, в которую перед тем, как ложиться спать, клал немного масла и ломтик хлеба, а то варёное яйцо. Для него это сделалось ежедневным ритуалом. Наутро миска оставалась пустой. "Чудики" принимали угощения, таская и сверх того. Ему было не жаль. К тому же, то ли он привык, то ли ночами в доме стало, словно бы, тише.

   А мышиных нор у него нет и отродясь не бывало - здесь этих хвостатых ворюг не привечали.

   ...Зима вьюжила, выла в печных трубах и засыпала мир снегом.

   Скучающий народ ходил друг к другу в гости. Навести кто-то из прежних знакомых Тойво, он не узнал бы его жилья. Как и самого хозяина. Скорее счёл бы сего оборванца за грабителя. Но это был Тойво Морт - исхудавший, обросший и запустивший себя. А если бы кто-то заглянул к нему в окно посреди ночи, особенно, лунной (только зачем бы кому-то это понадобилось?), он мог бы увидеть, что здешний затворник не спит, а, ссутулившись, бродит по тёмной комнате, что-то сжимая в поднятом кулаке и разговаривая сам с собой.

   Соседи сторонились Тойво. Даже когда видели его, сидящим на скамейке, не заговаривали с ним. И детям запрещали приближаться к его дому. Что только подбивало к обратному. У ограды собиралась целая малолетняя орава, что тыкала пальцами в окна и заговорщицки о чём-то шепталась, а стоило Тойво показаться на улице, стремглав бежала прочь.

   Зима - бесконечная чреда чёрно-белых дней. Но вот прошла и она. Снег в этом году сходил скоро, с половодьем - к хорошему урожаю. Всё в мире оживало, пробуждалось и устремлялось в рост. На встречных лицах виделось всё больше улыбок. Мысли у каждого были заняты предстоящими посевами и прочими хозяйственными нуждами.

   Когда земля подсохла, Тойво сменил свой затвор на привычку с утра до вечера бродить по округе - с этой стороны Свитки и на другой, в чащобах. Бородатый, в беспорядочной одежде он ходил по пригоркам и оврагам, ходил и думал о своём. Часто при этом теребя ободок кольца, что носил на верёвке, надетой на шею. Если бы его спросили, зачем он это делает, он бы не ответил. Лишь бы недобро насупился...

   Переплетения звериных троп в дремучем лесу за рекой Тойво теперь знал, наверное, лучше всех в округе. Под густой сенью, которую не могли пробить лучи солнца, где воздух пах смолой, а под ногами лежал упругий ковёр бурой хвои, ему гулялось хорошо, как нигде. Он шёл наугад. Кольцо скользило меж пальцев, ударяясь о загрубевшие ногти. Взгляд отсутствующий.

   Но вот что-то выдернуло его из мира раздумий. Тоже, что заставило уже некоторое время стоять без движения на одном месте.

   Эта была поляна, окружённая со всех сторон неохватными соснами и вековечными хмурыми елями, под которыми раскинулась поросль нагого орешника, только готовящегося набухнуть почками. И Тойво пребывал посреди поляны, точно окаменевшее изваяние.

   Почему он остановился?

   Тогит осмотрелся внимательнее, и тогда глаза его раскрылись вовсю ширь. Он словно бы очнулся от тягостного сна, что случается в душный полдень - от муторной дрёмы, не дающей ни отдыха, ни пробуждения. Среди кустов и под деревьями ещё лежал снег, но в центре поляны он уже сошёл и там сквозь слой прошлогодней травы тянулись ввысь изумрудные стебельки с круглыми листочками, увенчанные белыми пятиконечными звёздами.

   "Но это не подснежники, - подумал Тойво. И ещё: - Возможно ли цвести весь год без увядания?"