Кубанские зори

«При сем препровождаю копию сводки секретаря осведомительной сети ст. Полтавской на Ваше распоряжение. Приложение: упомянутое. Командир батальона Вехирев. Адъютант Ткалич».

Приводя документы того времени, я преднамеренно оставляю их стилистику и язык, разве что исправляя явные грамматические ошибки. Делаю это потому, что сам язык этих людей, исковерканный и несвязный, характеризует их в большей мере, чем описание тех странных событий, в которых они участвовали. Ведь искажение души человеческой сказывается прежде всего в искажении языка…

Какая все-таки странная у нас история страны и народа, о которой мы узнаем не из исторических хроник, старательно составленных учеными, а из донесений секретных осведомителей, людишек самых мелких и подленьких. Но не сохранись эти донесения, мы бы вообще ничего не знали.

Все ли увидел, все ли распознал из происходившего тогда «всенаблюдающий»? Но знал бы он, что пишет это секретное послание не только всесильному начальству, но своим детям и внукам, всем нам, своим согражданам и соплеменникам. Знал бы он, что от его мелкой, паскудной жизни только и останутся эти тайные донесения, в которых, по причине их секретности и лукавства, не будет названо даже его имя…

Но «всенаблюдающий» этого не знал, да и о потомках и вечности не думал, а потому и писал суровому начальству, надеясь вымолить себе пощаду в хаосе своего времени. Вымолил ли? Вряд ли. Видимо, первый и пал в этой буре, ибо доносчику всегда доставался первый кнут.

Эта странная свадьба закончилась тогда для ее участников благополучно. Рябоконь не пробрался в тот вечер в станицу, не нагрянул из плавней и не прекратил это нечеловеческое действо с признаками явного и всеобщего умопомрачения…

Это были уже невменяемые люди. Зачем Господь попустил это повальное сумасшествие, неведомо.

До нас все же дошли подробности той странной свадьбы, происходившей более семидесяти пяти лет назад, октябрьским вечером в станице Полтавской. Не сохранилось только имя той, в чью честь и был устроен праздник, — невесты. Неизвестно, кто была она и дождалась ли того человеческого счастья, на которое надеялась, на которое имеет право каждый человек, единожды приходящий в этот мир, счастья, единственного мерила человеческой жизни.

НА КАЗАЧЬЕЙ ГРЯДЕ

Заварившаяся в российских столицах смута, в которой корчились люди, не понимая ее смысла, догорала на юге. Как мутная волна окатывает берег, от которой невозможно увернуться, так и революционная смута окатывала южные окраины России, избежать которой уже было невозможно, но лишь принять ее, сообразуясь с непредсказуемой и произвольной ее прихотью. Охваченные непонятной, немилосердной силой смуты, люди теряли рассудок и слабели душой, не в силах понять ни природы, ни значения, ни ее причины. Большинство из них полагали, что все дело в неравенстве, что стоит лишь перераспределить имущество, и жизнь устроится по законам всеобщего достатка и блага. Но чем с большей настойчивостью и неистовостью они это делали, тем неожиданнее были последствия их, казалось, таких очевидных и справедливых намерений. Разворошенная ради грядущего блага жизнь обернулась такой жестокостью, опустошенностью и всеобщим безумием, что, забыв свои первоначальные намерения и планы, они были всецело озабочены лишь тем, как успокоить и укротить пробужденную ими слепую и злую силу. Люди уже не знали, почему и за что хладнокровнее убивали друг друга. Не было в этой смуте ни праведных, ни благородных.

Ортодоксальные защитники советского строя теперь, через многие годы, задним числом считают, что право и благородство, народную волю олицетворяли красные, потому-де они и победили. Они, мол, владели передовой идеей. На самом же деле борьба шла за обыкновенное выживание, где первоначально провозглашенные идеи уже не имели никакого значения. В условиях развязанного хаоса иначе и быть не могло. А красные в те годы как раз особенно зверствовали, включая расстрелы заложников, чего никто не допускал, несмотря на беззаконие.

К тому же красное и белое движения при всем их, казалось, отличии, антагонизме и непримиримости, во большой степени были очень сходными. Может быть потому, что и те и другие руководствовались голой идеей. Провозглашая приоритетными народные интересы, о народе они, собственно, и не думали, творя беззаконие, прикрываясь заботой о нем. В конечном итоге ни тем, ни другим своих целей достичь так и не удалось. Получилось совсем не то, о чем мечтали неистовые устроители новой жизни. Все пошло не по вымороченному учению, а своим потаенным путем. Жизнь потекла совсем иными руслами, самыми окольными, самыми долгими, самыми трудными и мучительными, чего никто не предполагал и чего никто не хотел.