По сходням прошли двое дневальных, неся в руках по большой коробке, вскоре они вернулись на пирс и взяли два больших закрытых контейнера из кузова грузовика, не имевшего бортов.
— Вот вам пока свежие припасы, — сказал Рыбалко, — остальное подвезут, когда вернутся другие лодки. Пожалуйста, будьте экономны с этими продуктами, мне пришлось самому их доставать. Командиру базы приказано пока вас не снабжать, но я решил, что вам надо немного отвлечься от трудов тяжких.
Рыбалко опять пожал руку капитану и пристально взглянул на него.
— Расследование начнется сразу же, как только командир бригады Агафонов прибудет вместе с Кетовым на «Б-4». У нас есть их доклад о прохождении Нордкапа; если у них все будет в порядке, они рассчитывают быть здесь в течение сорока восьми часов.
— А как остальные? — Шумков особенно беспокоился за своего друга Алексея Дубивко. Он читал несколько телеграмм о его противостоянии с американцами; в другой телеграмме сообщалось, что американский эсминец «Сесил» пытался установить связь с «Б-36», и Дубивко запрашивал, как ему поступить.
— Последнее сообщение от Дубивко мы получили два дня назад, когда он находился к западу от Лофотенских островов, — сказал Рыбалко, — у него вроде бы все в порядке, но точную дату его прибытия мы не знаем. — Он быстро улыбнулся и добавил: — Извини меня за все это, извини.
Рыбалко повернулся, отдал честь вахтенному офицеру, только что организовавшему дежурство на палубе, прошел по сходням и направился к автомобилю. Шумков наблюдал за адмиралом, одиноко шагавшим в темноте — поверить в случившееся и в странные обстоятельства, которые, похоже, возобладали и здесь, и в Москве, было почти на грани возможностей Шумкова. Страдая от нехватки информации, он мог только догадываться, что вся операция оказалась скомпрометированной, став тяжелым и унизительным поражением для страны. Он еще не пришел в себя от встречи с адмиралом, своим командующим эскадры — на улице, среди ночи, присутствовавшим при разговоре с ним в единственном числе, без штаба, — лично прибывшим поприветствовать их и сказать, что они, по сути, будут находиться под домашним арестом на борту собственной лодки.
Поверить в такое было невозможно, тем более после того, как они избежали гибели и увернулись от настоящей войны. Шумков почувствовал себя усталым, очень усталым.
Он повернулся, чтобы пройти вниз, но заметил старпома, Фролова, который стоял у трапа.
— Товарищ командир, пойдемте в офицерскую кают-компанию, мы хотим вам кое-что показать.
Шумков удивился, увидев Фролова, некоторое время пробывшего наверху. Командир лодки и следовавший за ним Фролов спустились вниз, в центральный командный.
— Я слышал, что сказал адмирал, — начал Фролов, — и я, товарищ командир, тоже не могу понять… но мы должны пережить этот день. — Фролов был сдержанным офицером, и Шумков понял, что прошедшие два месяца сделали его еще более сдержанным. В молчании они шли по лодке в офицерскую кают-компанию, которая размещалась на корме.
Фролов ввел командира в небольшое узкое помещение, в котором, окружив маленький стол, собрались все офицеры и мичманы «Б-130». За последние два месяца, при невыносимой жаре и влажности, они едва прикасались к пище, подумал Шумков. Офицерская кают-компания всегда была тесной и полной людей, но сейчас, на холоде севера, она показалась гораздо просторнее, хотя и была забита до отказа. Праздничный стол был заставлен тарелками с закуской — салатами из свежей зелени, сардинами, соленой селедкой и нарезанными дольками говяжьего языка, несколько бутылок холодной водки и шампанское стояли чуть в стороне. Шумков взглянул на Фролова.
— Товарищ командир, я догадываюсь, что вы хотите сказать — экипаж, да? Но они собрались точно за таким же столом. Надо сказать спасибо адмиралу Рыбалко и его жене, — Фролов опередил командира.
Шумков оглядел офицеров, собравшихся в кают-компании. При взгляде на них у смотрящего возникала жалость — с красными глазами, некоторые совсем небриты, у других топорщатся аккуратные бородки, у многих язвы на лине и руках. Большинство переоделись в голубые комбинезоны, под которыми виднелись полосатые морские тельняшки. Температура воздуха снаружи была около нуля, но внутри лодки, в спертом воздухе, было тепло по-прежнему.
— Подождите немного, — сказал Шумков, — через несколько минут я вернусь. — Вместе со старпомом они пошли дальше к корме, в столовую экипажа. Пройдя трапом в шестой отсек и войдя в отсек кормовых ТА, служивший столовой экипажа при стоянках в порту, они услыхали шарканье ног и шум, издаваемый большим скоплением народа в тесном пространстве. Почти весь экипаж сгрудился внутри отсека. В центре помещения на двух импровизированных столах была разложена закуска — точно такая же, которую он только что видел в офицерской кают-компании.
— Командир! — воскликнул кто-то, и все поднялись.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное