Кубок Афродиты

Кипр… Греция… Троя. И кто же кого завоевал у этого Гомера: ахейцы Трою или… За что они там рубились десять лет своими бронзовыми мечами, что с этого поимели. Ахилл, Патрокл, Гектор – все погибли, а Прекрасная Елена возвращается домой с Менелаем, как будто не изменяла ему совсем, как будто не из-за нее все это случилось...  хоть бы по заднице ее кто отшлепал, что ли. Так нет: Троя горит, а ее старейшины с восхищением смотрят на Елену, не смея осуждать, -  слюни распустили, старые придурки - еще бы орден дали на дорогу - Святой Марии Магдалины, «за многолетнюю службу на б... стезе… примите и носите с гордостью… так, надо на левую грудь… где у нас левая… ох, обе хороши… жаль, орденов больше нет». Вот тебе и механизм. Без Афродиты тут никак не обошлось. А Дарвин про это ничего не писал, - ботаник, что с него взять. Или как раз про это он и писал. Как все запутано. Се ля ви, чтоб их черт побрал, этих французов.  Ладно, пора  тебе… на Итаку.

***

   Вдвоем с Джимом Моррисоном они бродили по дьюти фри ларнакского аэропорта, Джим напевал Come on baby, light my fire[15], он же бесцельно рассматривал разноцветные футболки, с нетерпением ожидая объявления о вылете.

   В самолете, после набора высоты, он достал плейер, нашел старый французский сборник, услышал Non, je ne regrette rien[16]  и закрыл глаза.

***

    Домой он приехал поздно, звонить не стал, открыл дверь; жена не спала:

- Привет, как отдохнул, - она подставила щеку, но он обнял ее, прижался к ней, родной запах наполнил его; их тела сложились, как половинки магнитного брелка.

- Я привез тебе духи.

- Опять?

- Да. Я хочу, чтобы было опять.

- А я наварила тебе борща.

- Я не хочу есть. Пошли спать.

   Потом он долго лежал с открытыми глазами.  «Все хорошо, - повторял он, - все хорошо».

    Утром он проснулся рано, но вспомнил, что сегодня воскресенье. Спать расхотелось, и он тихо вышел на кухню. На пороге клетки сидел попугай, он подставил ему тыльную сторону ладони.

- Привет, Дод! Как ты тут без меня поживал.

   Птиц прыгнул на руку и выдал визитку:

- Жемапель[17] Дод, бонжур!

- Ты мой французский воробышек.

- Любимый-драгоценный!

- Самый любимый, самый драгоценный.

   Он подставил руку к лицу, получил клювом по носу, пересадил попугая на плечо и включил кофеварку.

   В гостиной он взял пульты тюнера и телевизора, убавил громкость и улегся с кофе на диван. Дод упорхнул и уселся перед портретом дочки:

- Ты моя маленькая птичка, - говорил он голосом жены, - я тебя люблю-люблю.

   На «М6 Music» Brice Conrad в клипе уплывал в море за русалкой, а ему было уютно дома, хорошо, никуда не хотелось, хотя и было немного грустно. Вспомнился Давид. Нужно позвонить ему, пусть подыщет мне новую унцию. Он поставил чашку на столик, достал с полки каталог. Дод уселся ему на плечо и стал чистить ухо.

   Монета нашлась почти сразу: двадцать долларов, золотая  унция конца девятнадцатого века, Double Eagle с распахнутыми крыльями.

- Что скажешь, Додик?

- Орлишка!

- Да конечно, но еще двадцать?

- Амур тужур[18]!

   Если так, то двадцать будет в самый раз.

^{1}