Кубок королевы Розамунды

Иногда появлялась мысль о том, что неужели так будет всегда? Ровная спокойная жизнь – ни забот, ни увлечений. Ни любви, ни страсти, вообще никаких сильных чувств. Ну что ж, очевидно, ей не дано. Да и кто сказал, что это необходимо?

И вот вчера все внезапно изменилось, вся ее налаженная спокойная жизнь полетела ко всем чертям. Потому что после того, что муж устроил вчера, после того, как он публично ее оскорбил, унизил, все не может оставаться как прежде.

Она знает, знает, какие демоны скрываются у него внутри и когда-нибудь вырвутся наружу.

Как он смотрел на нее! И, боже мой, что он кричал ей! При своей девке… как же ее… снова выскочило из головы имя.

И та, с крысиным носом, вот сейчас Марианна вспомнила ее лицо, которое увидела, когда выскочила из той комнатушки. На лице этом была самая настоящая радость.

Еще бы – такое увидеть собственными глазами. И еще в ее глазах было предвкушение удовольствия рассказать всем сотрудниками. Уже небось разнесла по всей фирме. В подробностях всю сцену описала да от себя еще прибавила.

Да, в конце концов, какая теперь разница? Марианна осознала, что ее это совершенно не волнует. На самом деле было что-то еще, гораздо важнее. Что-то очень важное.

Она открыла глаза и села на постели, отбросив одеяло.

Сережки! Вот эта самая изумрудная серьга, которая упала на пол, и муж заставил ее, Марианну, серьгу поднять. И подать покорно его девке, а та… та засмеялась презрительно. Это ли не унижение? Ну да, конечно, но серьга… сама эта серьга…

Старинная, очень тонкой работы веточка из белого золота и два изумруда в виде плодов, один более светлого оттенка и поменьше, а второй, чуть ниже – более темный, цвета Адриатического моря в полдень, и такой крупный, яркий.

Марианна видела серьгу близко, держала ее в руках и запомнила отлично, разглядела мельчайшие детали.

Это те самые сережки, она уверена. Ошибиться она не могла. И именно от осознания этого факта она потеряла сознание. А вовсе не от страха и унижения.

Вот так вот. Но каким образом серьги попали к мужу? Откуда он их взял?

Эти фамильные серьги старинной работы должны были перейти к ней, отец так и сказал: это будет тебе подарком на двадцатипятилетие. Вещь очень дорогая, уникальная, знающие люди высоко оценивали работу и камни.

Отец тогда сказал, что очень надеется, что дочь их сбережет, сохранит и передаст потом своей дочери. Серьги – вещь старинная, принадлежали их семье, сколько он, отец, себя помнит. Передавались по наследству. Марианна видела их несколько раз, однажды, лет в пятнадцать, решилась померить без спросу. Ох, как влетело ей тогда от отца!

Это, сказал, не игрушки-побрякушки, чтобы перед зеркалом крутиться и подружкам хвастаться, придет время – непременно твои будут. А пока забудь и думать.

Отец был суров, но ее любил, потому что никого у них двоих не осталось, когда мама умерла.

После его смерти серьги пропали…

И вот теперь…

За дверью послышались тихие крадущиеся шаги. Да толку-то, Марианна прекрасно знает, что это Лизавета, только она так тапочками шаркает.

Марианна едва успела нырнуть под одеяло и отвернуться к стене.

– Марианна Петровна, вам что-нибудь надо? – прошептала Лизавета и, не услышав ответа, сказала куда-то в коридор: – Спит она, доктор сказал, что сегодня целый день так будет.

– Не трогай ее, пускай спит, – прогудел голос мужа издалека, и Марианна едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть.

– Она сказала, что ничего не помнит, что вчера случилось, – продолжала Лизавета, – отчего она в обморок упала.

– Ну и ладно, ты, главное, следи, чтобы она таблетки пила, что доктор прописал. Если забудет, ты напоминай почаще…

И муж ушел, тяжело ступая. Вот как, даже к постели не подошел, не удостоверился, что жена в порядке. Впрочем, после вчерашнего это неудивительно.

А Лизавета ему все докладывает. Были у Марианны подозрения на этот счет, поскольку работала горничная у мужа давно, раньше, чем Марианна в этот дом вошла. Ну ладно, будем иметь это в виду. И насчет таблеток тоже.

Этот день она провела в постели, притворяясь, что дремлет, отмахиваясь от Лизаветы с ее показной заботой. Приходил доктор Вильям Шакирович – средних лет крепкий мужчина с седыми волосами и яркими темными глазами. Не то армянин, не то еще какой-то восточный человек, у них раньше модны были разные литературные имена типа Гамлета и Беатриче, так что Марианна изредка ошибалась и называла его Вильямом Шекспировичем. Доктор только качал укоризненно головой, но было видно, что обижается.

Сейчас он сидел возле ее кровати и держал за руку, считая пульс. Лизавета наконец убралась из спальни.

– Как мы себя чувствуем? – задал доктор традиционный вопрос, и Марианне захотелось ответить в том же духе: «Как вы – не знаю, а я так не очень».

Вместо этого она пробормотала что-то про слабость и тошноту, что было, в общем-то, правдой.

– Ай-ай-ай… – доктор покачал головой. – Нужно себя преодолеть, нужно поесть, выпить кофе, сразу придет бодрость… Либо укольчик сделаем…

– Не надо уколов! – встрепенулась Марианна. – Лучше уж таблетки. Кстати, что это?