Над самой землей светится Чолпан -- Пастушья звезда, по которой ищут дорогу домой все путники, ее имя славят певцы в своих песнях, самым красивым девушкам дают ее имя...
И кровавым светом светится Медная Стрела бога войны. Капли крови свисают с ее острия. Перед войной она всегда светит ярко и кроваво. Как и сегодня...
До Едигира долетели голоса охранников, что сторожили его у небольшого костерка, Их было двое. Едигир прислушался к словам, пытаясь уловить о чем они рассказывают друг другу.
-- Моего отца звали Кулбаш, рассказывал один с мягким, как у девушки, голосом.-- Долго у него не было сыновей, все девки рождались...
Вот раз пошли люди его рода в набег и принесли с собой оттуда ребенка, назвали его Ишбудлы. То был мой старший брат.
На другое лето опять пошли они в набег и принесли другого ребенка, И опять отдали его Кулбашу. Он назвал его Ишкельды. Этим ребенком был я. Вот. Так мы и выросли с моим братом у своего отца, не зная настоящих родителей. А когда пошли в свой первый набег, то отец рассказал, как мы появились в его юрте. Он умер, не оставив нам ничего в наследство. Потому мы с братом и нанимаемся к тем, кто приглашает и хорошо платит.
-- Да, хорошее у тебя имя,-- отозвался второй,-- и не важно, где ты родился. Главное, что хорошие люди тебя воспитали и вырастили.
А когда я родился, то мой отец пригласил старого Коргуза из рода огузов, чтоб он выбрал мне хорошее имя. Коргуз подумал и сказал; "Пусть он зовется Томасы..."
Мой отец удивился: "Почему Томасы?"
-- Странное имя,-- хмыкнул второй охранник,-- Туман, Томасы можно сказать, да?
-- Да, так меня и зовут теперь -- Томасы. А тогда старый Коргуз сказал отцу: "Пусть ему имя будет туман, потому что родился он в тумане. Ему легко будет спрятаться во время тумана, враг не найдет его в тумане. А вслед за туманом всегда приходит солнце". Так сказал старый Коргуз...
-- Вернусь из набега -- женюсь,-- сообщил тот, кого звали Ишкельды.-Привезу из этого набега хороший калым и возьму себе хорошую девушку из знатной семьи.
-- Зачем так долго ждать, можно и тут себе невесту найти,-- смеясь, проговорил второй,-- видел, какие в сибирских селениях пухлые девушки? А как они смотрели на нас? Чего долго ждать?
-- Как же... Башлык обещал каждого, кто из лагеря отлучится, на кол посадить. Нет, мне моя жизнь пока дорога.
-- Да чего ты боишься? -- наседал второй.-- Их главного хана схватили, вон он лежит. Чего бояться, он никуда не денется. До селения рукой подать, а к утру обратно вернемся. Я, честно говоря, уже договорился с одной, чтоб вышла к речке и подружку для тебя прихватила. А?
Они долго препирались друг с другом, потом подошли к Едигиру и внимательно осмотрели ремни, стягивающие его руки.
-- Эй...-- Едигир закрыл глаза, сделав вид, что спит.-- Ты живой тут еще? Может, ткнуть его кинжалом для верности? Тогда никуда не денется.
-- Ладно, такие ремни и быка выдержат, а уж его подавно. Пошли, а то девки могут и не дождаться. Чего нам, с ним обниматься потом?
Оба тихонько засмеялись и пошли в сторону реки. Едигир открыл глаза и попробовал сесть. После нескольких попыток ему это удалось. Тогда он потянулся к ногам, чтоб разгрызть ремни. Но... даже до лодыжек не дотянулся.
"Неужели нет никакого выхода? Ведь это боги пришли мне на помощь и спровадили охранников отсюда. Что же дальше? Что делать? Как бежать?"
Он осмотрелся кругом, пытаясь разглядеть нож или саблю, но ушедшие воины все прихватили с собой. Тут взгляд его упал на затухающий костер. И вспомнился рассказ одного старика, которому удалось бежать из плена, засунув связанные руки в костер. Ремни обгорели, но руки... Руки старика с тех пор висели плетьми. Он не мог удержать даже тонкий прутик в пальцах.
Едигира передернуло от мысли, что и он станет немощным стариком с высохшими руками. Не быть ему тогда уже ханом. Что за хан, если он и сабли в руках не удержит, с конем не справится. Стоит ли жить тогда?
И все же он пополз к костру. Переворачиваясь со спины на живот, медленно подкатился к кострищу и осторожно поднес ладони к горячим углям. От дикой боли Едигир изогнулся дугой, и тело само без его участия отскочило от костра. Он закусил нижнюю губу, чтоб криком не разбудить весь лагерь, Тело покрылось потом, напряглась и трепетала каждая мышца. От собственного бессилия ему хотелось кричать, проклинать весь мир и подло напавших сартов-степняков.
-- О боги, почему вы отвернулись от меня? Великий Лось, неужели ты оставишь меня в лапах у них? Или ты не покровитель моего народа?
И тут со стороны леса громко прокричал филин. Через короткий промежуток крик вновь повторился.
-- И ты предрекаешь мне смерть? -- прошептал Едигир.-- Ты вышел на ночную охоту и извещаешь об этом собратьев. Как мне известить своих?
Едигир крикнул, подражая ночной птице, и в ответ филин ответил глухим тяжелым уханьем. Но на этот раз ему послышалось в крике нечто, отличающее его от птичьего крика. Не было той частоты, да и не мог даже молодой филин отозваться на крик человека, отличил бы от настоящего, родного.