I. Две российско-германские пятилетки без плана

или почему мы идем ни к чему?

Итак, начался отсчет третьего тысячелетия. Масштабные даты — новый год, новый век, новое тысячелетие — очень искушают увидеть в них и масштабные рубежи на пути к новым, конечно же, большим и хорошим, достижениям. Но беззвучный, неделимо-непрерывный и неумолимо-самостоятельный поток времени равнодушен к налагаемым на него условным меркам. Рубежи, этапы, эпохи нашей деятельности редко совпадают с круглыми числами на бесконечной линейке времени.

Тем не менее, такие даты заставляют задуматься: что же нам удалось сделать, что мы имеем сегодня и что нужно делать завтра? Куда мы вообще идем и к чему придем?

Актуальность этих вопросов для российских немцев обостряется дополнительными годовщинами: в этом году исполняется 60 лет со дня принятия Указа, ставшего началом трагедии нашего народа; в прошлом году исполнилось 35 лет с начала движения российских немцев за восстановление их государственности; чуть раньше мы должны были отметить, но так и не отметили, 10-летие нашей массовой организации "Возрождение"; исполнилось три года нашей Федеральной национально-культурной автономии; а в начавшемся году нам предстоит отметить и 10-летие I Съезда советских немцев, а также 10-летие с начала практического российско-германского сотрудничества в решении нашей проблемы.

В общем, поводов задуматься более чем достаточно.

Вторая волна в движении российских немцев в 1988 году взметнулась, как и первая в 1965-м, с чисто политическими требованиями: восстановление государственности, полная реабилитация, равноправие российских немцев с другими народами страны. Все это было обещано нам, и к этому вроде все шло, однако темпы развала СССР опережали темпы решения нашего вопроса, поэтому даже I Съезд советских немцев в 1991 г., который, в условиях упущенности восстановления Республики на Волге, должен был обеспечить первые крупные шаги в этом направлении, закончился внутринациональным взрывом, раскидавшим и наше движение, и наш народ, оставив нам на годы выжженное бесплодное поле.

На этом поле политические решения, которых мы совершенно правильно добивались, нами самими взращены быть не могли. Новая власть, в чьи обязанности, возможности и прерогативы это входило, принимать такие решения не хотела; она оказалась в разрушаемой ею же стране не командой спасателей, тем более не командой созидателей, и даже не службой поддержания порядка, а ненасытной ордой мародеров, разрушавшей все новые структуры государства для все большего растаскивания его собственности.

Можно только удивляться тому, что в этих условиях была создана Межправительственная Российско-Германская комиссия для поэтапного восстановления государственности российских немцев! С сегодняшней точки зрения это можно объяснить только тем, что тогдашняя власть не собиралась что-либо делать для российских немцев, как и для российского народа вообще, — недаром же более 90 % всех принятых тогда законов, постановлений и указов не выполнялось.

Создание Межправкомиссии сыграло, однако, большую роль: оно позволило российским немцам хотя бы на заседаниях этой комиссии вновь и вновь ставить свои политические требования; оно ввело российских немцев в сферу обсуждения и принятия политических решений — пусть и не в качестве полноправной, но все же третьей стороны; и оно легализовало, сделало востребованной и желательной для России материальную поддержку со стороны Германии.

В свою очередь, эта поддержка простимулировала принятие и осуществление важных политических решений о создании национальных районов и ряда компактных немецких поселений и вызвала принятие в России Федеральной целевой программы по российским немцам. А все это вместе помогло сохраниться в течение ряда лет движению российских немцев, а также создать начальную национально-культурную инфраструктуру в виде Российско-Немецких Домов, культурных центров, языковых курсов, издания газет и книг, художественной самодеятельности и различных культурных мероприятий.

Вместе с тем, в условиях невозможности политического решения проблемы, вынужденность заниматься только практическими делами ("проектами"), причем даже за определенное денежное вознаграждение, что вообще было ново для российских немцев, стала очень скоро играть и весьма отрицательную, даже разрушительную роль. Здесь проявилось несколько факторов.

Так, в течение более полувека российские немцы если делали что-либо для поддержания своей национальной культуры и родного языка, то только на общественных началах и, как правило, в обстановке преследований за это. От тех активистов требовались не только любовь к своему народу, но и большое мужество. Не случайно таких активистов было раньше немного.