Куда кого посеяла жизнь

Надя недовольно вошла в палату, откуда слышался крик. В стороне от всех, на койке лежало что-то, похожее на большой шелкопрядный кокон, весь в окровавленных бинтах, отверстием в районе рта и единственным не забинтованным местом его тела – левой рукой, с почерневшей, но не обгоревшей кожей. Надя машинально подняла табличку, висящую на спинке койки, прочла : « Сержант Михаил Рубцов –Танкист».

Она как-то инстинктивно взяла табуретку, села возле его койки, вложила одну свою руку – в его, а второй рукой начала тихонько поглаживать его руку сверху и тихо так говорить: « Это я –Миша!, Я –твоя Зоя! Успокойся! Так будет легче!». Повторяла это беспрерывно минут двадцать, может и больше, но танкист перестал кричать и, похоже, – заснул. Надя вернулась на свое место дежурной, а в голове все стоял зов-крик того молодого парня, практически сгоревшего в танке: «Зоя!Зоя!». Созвучность имени Зоя и её родного имени – Зося, настолько сильно подействовали на неё, она как бы поверила, что ночью тот сержант, звал именно её….

Когда на другой день, она пришла вечером на дежурство, на койке, где лежал танкист, был уже другой раненый. Она спросила у сестры, которую сменяла: – « А где тот парень-танкист?». «А его уже нет» –по -дежурному равнодушно, ответила та.

С того дня и началось, Приходя на дежурство, или обходя палаты во время процедур или осмотров, Надя начала видеть среди этих нуждающихся в лечении красноармейцев. –просто людей. Людей, которых судьба бросила на фронт, вне их воли, оторвав их от своих семей, родных и любимых людей, от работы, учебы и от всего простого, счастливого, человеческого. А ведь они, эти люди, ни в чем не виноваты, ни перед ней – Зосей, ни перед её отцом и мамой, да и вообще –перед всем миром. Виноваты совсем другие люди, скорее – нелюди, те, кто развязывает все эти войны, кто старается перессорить целые народы, и, кому выгодно перекладывать вину на этих несчастных солдат, которые гибнут по обеим сторонам фронта.

Надю (Зосю) никто не переубеждал, никто не перевоспитывал и не агитировал. Она дошла до этой простой истины самостоятельно, по-женски. Вначале даже боялась об этом думать, а потом все больше убеждалась, что все её новые мысли, – просто правда, и ничего здесь особенного нет, в этой правде. Надя поняла, что все то, что её подвигало на борьбу с этими, такими же людьми, как она, то есть – та её прежняя жизненная опора, была вовсе не опорой, а – такой темной занавеской, которой кто-то пытался закрыть от неё настоящую жизнь. Когда она это поняла, и, особенно после того, как «отблагодарили хозяева» её маму за усердную службу, Надя поняла, как она жестоко ошибалась.

Прибывшая в Алгу, опытная военная медицинская сестра Надежда Михайлюк, уже была далеко не той Надей, которая почти год назад, приехала вместе с мамой в Заволжье, чтобы делать разные неприятности Красной Армии, советской власти и поддерживающим её людям.

Алга оказалась большим поселком, возникшим рядом с химическим комбинатом, первенцем химического производства в Казахстане, одним из крупнейших подобных предприятий Химпрома в СССР. Выдавший первую свою продукцию (минеральные удобрения, серную и борную кислоту) за несколько лет до начала Войны, в 1935 году, комбинат был градообразующим предприятием Алги, вся инфраструктура поселка, находилась на его балансе. Даже с учетом того, что такое производство, всегда несет определенные проблемы с состоянием окружающей среды, жители поселка были довольны свои положением, в том числе заработной платой и приличным продовольственным обеспечением, что в какой-то мере, компенсировало проблемы вредности самого производства.

Для Нади и её коллег по госпиталю, такое положение тоже было немаловажным. Там где люди живут неплохо, там и приезжим живется – чуть-чуть – полегче. Хоть и обеспечивал госпиталь свой персонал элементарно необходимым, по скромному минимуму, но, когда есть возможность что-то прикупить в магазине – это уже неплохо.

За время работы в Кинельском госпитале, Надя прошла ускоренные курсы хирургических медсестер, и, прибыв в Алгу, по рекомендации своего бывшего главврача, была определена медсестрой хирургического отделения, которое возглавлял здешний главврач, тоже хирург.

Несколько дней она ночевала в госпитале, а потом ей нашли квартиру в поселке. Во время войны это практиковалось часто, – в «добровольно – принудительном» порядке приезжих подселяли в частные дома, особенно, если те дома или квартиры, были государственными. А в Алге тогда основная масса жилья была при государственном Химкомбинате. Хозяйка квартиры работала на комбинате технологом, по возрасту была всего лет на пять старше Нади, так что они быстро и по-доброму – подружились.