Куда возвращаются сказки

Репертуар театра оперы и балеты, увенчанный виньеткой с портретом Чайковского, степенно выглядывающего из тёмного кругляшка, настенных художников не вдохновил. Шурупа тоже. Поэтому его взгляд лениво пропахал незамутнённые синим анонсы концертов «Чайфа» и татарской эстрады и остановился на предвыборной агитации.

Выборы мэра давно завершились, но плакаты словно наклеили вчерашним днём. Вернее, позавчерашним. Потому что над ними уже успели славно потрудиться. Наклеенный квадрат из девяти чёрно-белых фотографий кандидата, так и не добившегося поставленной цели, пламенел усовершенствованиями. То ли синий маркер усох и ему на смену пришёл ярко-алый, то ли сменился сам художник, но здесь он проявил свой талант во всей красе. Совершенно одинаковые после наклейки портреты теперь изменились до неузнаваемости. Алая ухмылочка верхнего левого змеилась так ехидно, что у любого зрителя не оставалось ни малейшего сомнения в том, у кого же из этой девятки будет храниться общак. Очки второго округлились, закрасились и превратились в слепые стёкла. У третьего из под губ вылезали акульи клыки. Следующий ряд начинался всё с того же круглоголового субъекта, на этот раз скорбно сжавшего рот и льющего кровавые крокодильи слёзки. В самом центре грозно сверкал глазами и алыми фиксами наглый бандюга с короткой зоновской стрижкой и увесистой алой цепью. Справа от него мужик в крутых квадратных очках страдал от неудержимого хронического насморка. Нижний ряд украшал всё тот же несчастный кандидат, но теперь уже с шахматной лысиной и устрашающей бородавкой на носу, поросшей курчавыми волосами. Восьмой плакат был ободран, а на девятом стремящийся в мэры обнадёживал народ щербатой улыбкой.

Полюбовавшись на народное творчество, Шуруп сдвинулся ещё правее. Большой плакат оранжевого цвета торжественно обещал, что вот-вот в городе окажется сам Юрий Лоза с группой «Джем». Кто это такой, Шуруп не знал. Далее на скромном белом листе красными буквами было напечатано «Александр Новиков с новой программой и старыми хитами „Вези меня, извозчик!“, „Шансоньетка“ и др.» Кто такая шансоньетка, Шуруп тоже не знал, но догадывался, и в голове сразу закрутились похабные мыслишки. Про Новикова Шуруп что-то там слышал. Вроде мужик был свой, пел про братву и всё такое. И даже сидел. Таких Шуруп уважал. Сильных. Смелых. Деловых.

И вспомнив про дела, Шуруп чуть не сел от ужаса. Он же проворонил этого проклятущего пацанишку. Проклятая тумба! Шуруп воровато оглянулся. Если бы рядом вышагивала знакомая компаха, то он и не подумал беспокоиться. Сейчас же Шуруп стоял на улице без друзей и без знакомых, и всегда мог подвернуться какой-нибудь въедливый мужик из тех, что любят читать нотации до второго пришествия. Но слава тебе, господи, въедливых мужиков с каждым днём становилось всё меньше. Поэтому за последствия вроде можно и не волноваться. С размаху Шуруп злобно саданул резиновым сапогом по тумбе. Тумба ойкнула и всей своей массой мстительно свалилась на Шурупа, подминая под себя хилую мальчишескую фигурку. Шуруп испуганно пискнул, выбрался из под поверженной конструкции и отряхнул с себя грязь, так как сверзился вместе с тумбой в размытую колдобину. Вернее попытался отряхнуть, потому что липкая глина вовсе не желала покидать промокшую ткань, а размазывалась ещё более ужасными полосами. Опечаленный Шуруп поплёлся домой переодеваться. В просторных резиновых сапогах тоскливо хлюпало.

Когда переулок опустел, тумба обернулась Колей. Тоже выпачканным в глине и тоже опечаленным. Дорога в школу грозила затянуться до бесконечности. Коля мгновенно перемахнул низенькую оградку детского сада и засел в кустах. Первым делом он почистил костюм и с помощью палочек привёл его в почти что нулёвое состояние. Вторым делом он зажмурил глаза и завертел все четыре палочки, торопливо представляя то крыльцо со скачущими по нему первоклашками, то школьный вестибюль, где народ спешно натягивал вторую обувь, пряча забрызганные грязью ботинки и туфельки в специальные мешки.

Когда глаза открылись, то Коля не увидел ни крыльца, ни вестибюля, ни даже школьного сквера. Перед ним как и раньше топорщились почти что голые кусты. Палочки не желали съедать метры и перетаскивать Колю к школе. То ли мысли, взволнованно прыгающие в голове, мешали Коле сосредоточится, то ли у четырёх палочек не хватало мощности. Странное дело, вторую телевышку, такую громадину, им было сделать раз плюнуть, а вот закинуть Колю в школу — невмоготу. Но делать нечего. Тяжело вздохнув, Коля побрёл навстречу учителям, урокам и прочим неприятностям, скрываясь за кустами, да за оградой заброшенного детского сада.

Напоследок он взглянул в серебристую дымку треугольника. «Не пропусти поворот,» — вещал таинственный предмет.

Глава 30,

в которой Коля посещает парикмахерскую потаённых коридоров