Кудеяр

Щедро наградив Василия Траханиота, царь сел в кресло, задумался. Победа над Казанью развязала ему руки-теперь он может заняться тем, что давно уже манило его — борьбой за выход к морю. К Понту Эвксинскому[222] пока не подступиться — крепко берегут его крымские татары вместе с турками, да и необжитое Поле, наводнённое кочевниками, преграда немалая. Потому все помыслы его о море Варяжском[223]. От Пскова и Новгорода до него рукой подать, к тому же и города там наши исконно русские есть: ещё во времена новгородской вольницы построены Ладога, Копорье, Ям, Орешек, а пятая крепость — Иван-город поставлена напротив Нарвы его дедом Иваном Васильевичем.

Государь так задумался, что не слышал, как вошёл Алексей Адашев. Увидев его перед собой, царь вздрогнул.

— Чего тебе, Алёшка?

— Пришёл ко дворцу некий старец из Ростова, настойчиво просит допустить его к тебе для тайной беседы.

Неожиданное появление Адашева напугало царя, радостное настроение покинуло его, в душе пробудилась подозрительность.

— Знаю я этих старцев! Вечно поучать лезут. А этот, поди, из заволжских нестяжателей. Не люб был им отец мой, да и на меня они зло затаили…

— Может, велеть прогнать старца? Пусть идёт своей дорогой.

Царь, однако, был любопытен, любопытство пересилило недоброжелательство.

— Пусть войдёт, послушаем, что у него за тайна такая.

В палате появился ветхий старец с совершенно белой, местами чуть желтоватой бородой и такого же цвета усами.

— Что привело тебя ко мне, странник?

— Пришёл я к тебе из Ростова Великого поведать тайну, кою я узнал от недавно почившего боярина Михаила Васильевича Тучкова. Был я в его родовом поместье в селе Дебала в самый последний день его жизни, тут и открылся мне боярин, просил разыскать тебя и поведать сказанное им.

Иван Васильевич насторожился. Боярин Тучков был неприятен ему по ряду причин. Не он ли пихал ногами казну его матери, перетаскивая её в общегосудареву казну? Не он ли говорил дьяку Елизару Цыплятеву мерзкие слова про его мать, великую княгиню Елену Васильевну? За всё это подвергся он опале, был сослан в село Дебала, где и умер. Чует сердце царя, что боярин Тучков перед смертью припас для него ещё одну пакость — по глазам странника это видно.

— Говори, старец, что же поведал тебе боярин Тучков.

— Сказывал мне Михаил Васильевич, будто у первой жены твоего отца великого князя Василия Ивановича Соломонии Сабуровой, сосланной в Покровскую обитель из-за неплодия, вскоре после пострижения родился малец, названный Георгием. Того Георгия могли убить родичи новой жены государя Елены Васильевны Глинской. Чтобы спасти малютку, Соломония отдала его верным людям, жившим в Зарайске, однако во время татарского нашествия Георгий вместе со своей приёмной матерью угодил в полон. Но нашёлся добрый молодец, который отыскал сына Соломонии в татарщине, вернул его в Русскую землю. В Крыму нарекли Георгия Кудеяром…

Царь вздрогнул, услышав это имя. Только что под Казанью он беседовал с разбойником Кудеяром. Не он ли? Вряд ли это так, мало ли среди татар Кудеяров!

— Где же теперь скрывается сын Соломонии?

— Поселился Кудеяр вместе с разыскавшим его человеком в заволжском ските. Там он достиг шестнадцатилетнего возраста, после чего направился в Москву, где был схвачен людьми боярина Андрея Михайловича Шуйского и ни за что ни про что посажен в тюрьму. После казни боярина Андрея Шуйского его выпустили из темницы, и он ушёл в нижегородские леса, где стал известным разбойником.

Царь резко поднялся со своего места, мысли замельтешили в его голове.

«Выходит, нижегородский разбойник — брат мой, да к тому же ещё старший, имеющий больше прав на царский престол, нежели я! Надо было схватить его, заковать в кандалы, бросить в темницу. А ещё лучше — казнить лютой казнью! Благо тать он!»

— Знает ли разбойник, что он сын Соломонии?

— Не ведаю, государь.

— Кто кроме тебя и покойного Михаилы Тучкова посвящён в эту тайну?

— Сын его ведал, но он умер, упав с лошади незадолго до твоей свадьбы. Да в Заволжье знает о том человек, отыскавший Кудеяра в Крыму.

— Не говорил ли покойный боярин, кто помогал возвращению Кудеяра на Русь? Не он ли сам замешан в этом деле?

— Не ведаю того, государь.

— Как звать человека, разыскавшего в Крыму дитё Соломонии?

— Не ведаю того.

— Что ты всё бубнишь: не ведаю, не ведаю… Будешь молчать, велю кату пытать жестокой пыткой, казню как собаку!

Старец перекрестился.

— Воля твоя, государь, казнить или миловать, а я что знал, то и поведал тебе.

— Лжёшь, странник! Многое ты знаешь, да помалкиваешь. Говорил ли ты с кем-нибудь об этом деле? — Иван Васильевич впился глазами в лицо старика.

— Никому не доверил я той тайны, даже словечком не обмолвился ни с кем, провалиться мне в геену огненную, коли соврал.

Чем больше царь размышлял об услышанном, тем темнее становилось у него на душе, его не радовали уже ни победа над татарами, ни рождение сына.