Кудель кровавого льна

Он изменился. Карлик, громко шаркая новыми начищенными ботинками и глазея по сторонам, добрался до одного из пустующих столиков, к счастью, далеко от Авроры, и немедленно занял его. На его приплюснутой голове набекрень сидел бежевый берет с ястребиным пером, прикрывающий уродскую залысину. Берет был явно не по размеру, с ним сморщенное лицо низкорослика выглядело ещё более сморщенным, словно изюм, по которому прошёлся целый разъезд всадников на мамонтах. Но отнюдь не это заставило Аврору впиться руками в край стола и заскрежетать зубами от возмущения. Карлик щеголял в новенькой и чистенькой накидке, сотканной железной нитью из зеркальных чешуек мерфолков ярко-алого оттенка. Она обвела всю ресторацию ледяным, полным сдержанной ненависти взглядом и увидела то, что раннее отказывалась видеть, — наручи и наплечники, воротники и пояса, сумочки, ридикюли, ягдташи, бурдюки. Многие из посетителей «Белой акулы» кичились самыми разнообразными чешуйчатыми аксессуарами, ослепительно сверкающими, переливающимися кровавыми бликами и искрами в свете многочисленных газовых ламп залы, показывающими высокий статус и авторитетность своих зажиточных хозяев. И, конечно же, их индивидуальность и неповторимость.

— Разве не совпадение, что те самые убийства мерфолков пришлись аккурат к крупной городской ярмарке? — не по годам наблюдательная девочка остановила взор на конопатом лице Элизабет, пересекаемым спадающими со лба вьющимися рыжими локонами. — Чума на их пустые головы! Ты только глянь на этот маразм. Даже у этого мерзкого коротышки есть тряпка из чешуи мерфолков.

— Ах, это тот самый тип, что лапал тебя на улице? — эльфийка сдунула волосы за пределы горячего вспотевшего лица и искоса посмотрела на карлика, делающего заказ с такой чванливой миной, будто сидел на королевском пиру подле короля в роли жениха его тринадцатилетней прыщавой дочурки. — Видела ожог у него на голове, похожий на силуэт ладони? Это «магические волдыри», такие могут быть вызваны только пятой производной заклинания «Nymua’Oienyr», которую мы с тобой недавно разучивали. Кто-то раскалённой добела рукой от души влепил коротышке по башке, судя по отпечаткам тонких длинных пальцев — эльф. Эльфийка. Я думаю, мерзкий уродец щипал в плотной толпе какую-нибудь эльфийку, а та поймала его и дала волшебную оплеуху. Хм, хм. Но ожог совсем свежий, ему даже дня нет. Неужели в Ветропике или его окрестностях остановилась ещё одна длинноухая чародейка?

— И что? — безразлично пожала плечами Аврора. — Может, это не чародейка вовсе, а послушница из храма Марсория двинула ему.

— Нет, крошка. Primo, если бы это была послушница, проповедующая на улицах под эгидой здешнего храма, карлика уже давно бы повесили или сожгли на костре за осквернение девичьей плоти. Secundo, заклинание «Nymua’Oienyr» не может сплести «искусственный» маг — жрец или храмовник, потому что ему не хватит Силы осилить «чистое» заклинание, оно доступно для изучения только магу с врождённым даром, таким, как ты или я. Жречество — всего лишь жалкая, обрезанная пародия на настоящий дар. Ну и, tertio, никогда человеческий культ Марсория не примет поганого эльфа в свою паству, это для них сродни богохульству. А коротышку ударил точно эльф. То есть, эльфийка. Не думаю, что этот кретин намеренно лапал мужика.

— Значит, в Ветропике проживает или проездом ещё одна эльфийка-чародейка, прямо как ты. Наверное, идёт в эльфийские земли, домой. Допустим, карлик хотел полапать её, попался и получил на орехи. Если всё было действительно так, то ничему жизнь дурака не учит: и дня не прошло, а он попался Форсунке.

— Ты права, у дураков есть скверная привычка не выуживать жизненные уроки из своих ошибок. Форсунка пощадила и отпустила выродка, но у меня остался с ним счётец. Подозреваю, что это именно он ухитрился потрогать и меня за зад, когда я протискивалась сквозь толпу. Жалел, наверное, что до моих сисек не мог дотянуться, гнида. Ничего, скоро ему выпадет уникальный шанс познакомиться с нами чуточку ближе, тогда ему не то что ожоги придётся пережить, но и… Оскопление, хе-хе. А что же до чешуи… Откуда такая уверенность, крошка, что алая шелуха действительно принадлежит убитым намедни нагам?

— Я… Слышу, — Аврора облизала замасленные пальцы, пощёлкала, выбивая тусклые искорки, и прижала их к спрятанным за волосами вискам, чтобы усилить трансляцию. — Эта чешуя… Она помнит. Она не хочет молчать. Я отдалённо слышу истошные крики боли и предсмертные хрипы, детские вопли, чавканье топоров и бульканье пускаемой юшки. Я узнаю этот язык. Язык, обладатели которого выжигали Усоньку, но сейчас они кричат от боли, а не от ярости.

— Так-так. Сконцентрируйся. Ты чувствуешь какие-нибудь запахи? — удрализка отодвинула в сторону блюдо, положила локти на стол, а голову на скрещённые пальцы.

Аврора, не прерывая трансляции, раздула ноздри и с шумом вдохнула.