Он удалился в дом и налил себе еще стакан. На кухне царил хаос пакетов с мусором, пустых жестянок и бутылок от спиртных напитков.
Когда Гэри вернулся с новым стаканом, Куджо уже исчез.
В последний день июня Донна Трещон вернулась из Касл-Рока, где она оставила Тэда в садике и заехала в несколько магазинов. Она устала и запарилась, и вид помятого "Форда" Стива Кемпа, расписанного по бокам яркими картинками, внезапно привел ее в ярость.
Эта ярость созревала весь день. Вик за завтраком сказал ей о намечающейся поездке, а когда она начала протестовать — ей совсем не хотелось оставаться здесь с Тэдом на две недели, а то и больше, — он изложил ей причины. Все это напугало ее, а она терпеть не могла пугаться. До этого момента вся история с "Красной клубникой" казалась ей ерундой, не заслуживающей особого внимания.
Потом Тэд завел речь о садике, где его в прошлую пятницу толкнул большой мальчик, некий Стэнли Добсон. Тэд боялся, что этот Стэнли Добсон сегодня опять будет толкаться. Он плакал и цеплялся за нее, когда она высаживала его из машины, и ей пришлось отрывать его пальцы от блузки по одному, чувствуя себя при этом нацисткой:
Иногда Тэд казался ей слишком маленьким даже для своих лет, слишком беззащитным. Его пальцы были измазаны шоколадом и оставили на ее блузке коричневые следы, напоминающие кровавые отпечатки в дешевых детективах.
Вдобавок на обратном пути ее "пинто" начал капризничать, будто уловив ее плохое настроение. Потом он исправился, но, похоже, ненадолго и…
…И вот, в довершение всего, явился Стив Кемп.
— Ладно, не бесись, — пробормотала она себе, взяла сумку с покупками и вышла из машины, симпатичная темноволосая и сероглазая женщина двадцать девяти лет. Несмотря на жару, она выглядела сравнительно свежей в блузке-безрукавке и серых коротких шортах.
Она быстро поднялась по ступенькам и открыла дверь. Стив развалился в любимом кресле Вика и потягивал его пиво. Он курил сигарету — на этот раз из своих запасов. На включенном телеэкране мелькнули эпизоды "Главной больницы".
— Их высочество прибыли, — сказал Стив с приятной и в то же время опасной улыбкой. — Я уж думал, что ты никогда не…
— Выметайся-ка отсюда, сукин сын, — проговорила она, не повышая голоса, и прошла на кухню. Она поставила сумку на стол и начала выкладывать из нее покупки. Она не помнила, когда в последний раз ее охватывала такая злость, что желудок стягивался тугим, ноющим узлом. Быть может, во время бесконечных споров с матерью. Когда Стив подошел сзади и легонько обнял ее за обнаженный живот, она отреагировала мгновенно и почти не раздумывая, заехав ему локтем в грудь. Ее гнев не остыл от того, что локоть ударился словно о каменную стену — Стив Кемп долго и упорно играл в теннис.
Она повернулась и посмотрела в его ухмыляющееся лицо, обрамленное бородой. Ее рост был пять футов одиннадцать дюймов — на дюйм выше Вика, но в Стиве было почти шесть футов пять дюймов.
— Ты что, не слышишь? Я хочу, чтобы ты убрался!
— Зачем же? — удивился он. — Малыш как раз сшибает яблоки с головы воспитателя из лука… или чем там они в саду занимаются… А любящий супруг трудится в офисе… и самое время их высочеству и странствующему поэту зазвонить в колокола сексуальной гармонии.
— Ты оставил машину у подъезда, — сказала Донна. — Почему бы тогда не написать еще на боку: "Я приехал трахаться с Донной Трентон" или что-нибудь еще похлеще?
— У меня алиби, — Стив продолжал улыбаться. — Я привез тебе гардероб, дорогая.
— Оставь его на крыльце. Я выпишу чек.
Улыбка погасла. Теперь она могла разглядеть подлинного Стива Кемпа, и он ей совсем не понравился. Ее бросало в дрожь от мысли, что она спала с ним. Она лгала Вику, чтобы залезть в постель с этим типом. Теперь все прошло. Но остался Стив Кемп — небезызвестный поэт, реставратор и торговец мебелью, хороший игрок в теннис, прекрасный любовник — и подлец.
— Ты серьезно? — спросил он оторопело.
— Ну конечно, кто же смеет возражать неотразимому Стивену Кемпу! Это какая-то шутка. Но я не шучу. Так что давай-ка, неотразимый Стивен Кемп, сгружай свой гардероб, бери чек и уматывай.
— Не говори со мной так, Донна, — его рука потянулась к ее груди и больно сдавила ее. К ее гневу прибавился легкий страх, но разве она не чувствовала его во все время этой постыдной связи? Она отбросила его руку.
— Не трогай меня, Донна, — он больше не улыбался. — Это чертовски опасно.
— Тебя? — страх еще усилил ее гневное чувство. Его лицо густо поросло черной бородой, и, глядя в него, она внезапно осознала, что, хотя она хорошо разглядела его член — и даже держала его во рту, — ей ни разу не удавалось как следует заглянуть ему в лицо. — Разве не ты сюда приперся?
— Я говорю о том, — сказал он, — что ты немного расслабилась, а когда я стал не нужен, выгоняешь меня. Так? Тебе ведь нет никакого дела до
— Не дыши на меня, — сказала она и, оттолкнув его, стала ставить в холодильник молоко.