Куджо

…и о чем, собственно, она думает? Неужели нет других причин для беспокойства?

И тут она очень тихо, дрожащим голосом, выложила все, как горькое, но необходимое лекарство:

— Это Стив Кемп. Тип, который чинил твой стол. Пять раз. Но не в нашей постели, Вик. Нет.

Вик взял пачку "Уинстона" на столе и уронил ее на пол. Потом поднял, вытащил сигарету и закурил. Руки у него дрожали. Они не глядели друг на друга. "Это плохо, — пронеслось в голове у Донны. — Нужно посмотреть друг другу в глаза". Но она не могла. Ей было стыдно, и она боялась. Он же просто боялся.

— Но почему?

— Это важно?

— Для меня важно. Если ты не хочешь разрыва. Если хочешь, то неважно. Я просто с ума схожу, Донна. Это нужно… потому что, если мы не поговорим об этом прямо, это может произойти снова. Неужели ты хочешь все разорвать?

— Погляди на меня, Вик.

С трудом он поднял голову. Может, он действительно сходил с ума, как говорил, но она видела в его глазах только страх. Внезапно, как удар кулаком в лицо, до нее дошло, насколько ему сейчас трудно. Его дело погибло, и тут, как гнусный десерт к тухлому главному блюду, угрожал погибнуть и его брак. Она почувствовала прилив тепла и любви к этому человеку, которого порой ненавидела, а в последние три часа боялась. Она надеялась, что он в самом деле думает, что сходит с ума, а не… не то, что отражается у него на лице.

— Я не хочу ничего разрывать, — сказала она. Я люблю тебя. Может быть, я как следует поняла это только в последние несколько недель.

На минуту она испытала облегчение. Опять подошел к окну, потом вернулся. Он сел на диван и посмотрел на нее.

— Тогда почему?

Ее любовь мгновенно перешла в досаду. "Почему" — вот по-настоящему мужской вопрос, берущий начала в представлениях о мужественности, возобладавших в конце двадцатого века. "Я хочу знать, почему ты это сделала". Как будто я машина с неисправимым клапаном или робот, у которого перегорели клеммы, и он теперь готовит бифштекс на завтрак, а яичницу — на ужин. Быть может, женщины сходят с ума вовсе не от сексуальных проблем, а из-за этого вот прямого мужского "почему"?

— Не знаю, смогу ли я объяснить. Боюсь, что это прозвучит слишком глупо и тривиально.

— Все же попробуй. Неужели… — он попытался, пытаясь заставить руки не дрожать, и наконец, выдавил. — Я что, не удовлетворял тебя? В этом причина?

— Нет.

— Тогда в чем? — спросил он безнадежно. — Ради Бога, в чем?

Ну что ж… раз ты спросил.

— Страх, — сказала она. — Думаю, что это страх.

— Страх?

— Когда Тэд уходил в сад, мне становилось страшно. Он… ну, как это сказать… оживлял дом.

— При чем тут Тэд? — досадливо спросил Вик, и она увидела, что эта апелляция к Тэду рассердила его, он думает, что это обычная женская уловка, чтобы не выкладывать ему действительной причины. Положение накалялось. Они словно передавали друг другу из рук в руки что-то очень хрупкое, что в любую минуту могло упасть и разлететься вдребезги.

— При том, — упрямо сказала она. — Конечно, большую часть дня он был со мной, но тем заметнее контраст. Потому я и начала бояться. Я думала — на следующий год его не будет уже полдня три раза в неделю. Потом весь день. Это время нужно было заполнять. И я боялась.

— И ты решила заполнить часть этого времени, трахаясь на стороне? — спросил он с горечью.

Это больно укололо ее, но она продолжала говорить тихо, не повышая голоса. Он спросил. Нужно было ответить.

— Я не хотела вступать в какой-нибудь дурацкий Больничный комитет и стряпать запеканки для их субботних обедов. Представляю эти лица и одни и те же городские сплетни — круглый год. Неохота было убивать время таким способом.

Теперь слова просто лились из нее. Она не могла их остановить, даже если бы и хотела.

— Мне не нравится ни продавать всякий хлам на распродажах, ни устраивать вечеринки, ни бегать трусцой. Ты…

Она передохнула секунду, чувствуя, что задыхается.

— Ты ничего не знаешь о пустоте, Вик. Ты мужчина, и ты работаешь. Мужчины работают, а женщины сидят дома и слушают, как снаружи воет ветер. Иногда кажется, что он воет внутри, понимаешь? Иногда я ставила записи. И все равно слышала этот ветер и думала про всякое. Или мыла раковину и смотрела на глиняный горшочек, который там стоит, и вспоминала, что у моей матери были такие же горшочки, и у тетки, и у моей бабушки, понимаешь?

Он глядел на нее с таким недоумением, что она почувствовала настоящее отчаяние.

— Это чувства, а не факты, пойми!

— Да, но почему…

— Я и говорю тебе, почему! Говорю, что я достаточно времени провожу у зеркала, чтобы заметить, как меняется мое лицо, и никто уже не примет меня за школьницу и не спросит, имею ли я права. И я боялась. Ведь Тэд пойдет в подготовительный класс, потом в школу, потом…

— Так ты хочешь сказать, что завела любовника из-за того, что чувствуешь себя старой? — он смотрел на нее с удивлением, и ей это нравилось. Стив Кемп находил ее привлекательной, и, несомненно, так и было. Но Вик тоже был прав.