«Кухня» НКВД

Но продолжим анализ «начштабовской» категории дивизионного звена. Из указанных 600 человек лишь немногим удалось сравнительно благополучно преодолеть различные «чистки» и остаться в рядах армии. На момент присвоения в РККА персональных воинских званий в 1935–1936 гг. в состав элиты Красной армии (от комбрига и выше) из названного звена туда попало только 63 человека. Итак, 600 и 63 – всего один процент (1 %) составляли бывшие штабные работники дивизионного звена, получившие богатейший опыт планирования боевых операций и боев в различных регионах страны. Такова была «эффективность» гонений на бывших офицеров в Стране Советов в 20-х и начале 30-х годов. К сказанному добавим и тот факт, что из оставшихся в строю Красной армии этих 63 бывших военспецов в 1937–1938 гг. жертвами репрессий стали 38 человек (60 %).

Прошло уже более десяти лет существования Красной армии и службы в ней военных специалистов – генералов и офицеров старой армии, однако и вначале 30-х годов подозрительность к ним со стороны органов советской власти, особенно карательных органов, продолжала быть устойчивой. В одном из документов НКВД тех лет говорилось: «В РККА преимущественно в высших учреждениях на службе состоит значительное количество быв(шего) кадрового офицерства. Эта категория военспецов является по своему бывшему и социальному положению наиболее чуждой советской власти… Все они ждут падения советской власти»[14]

.

Такое устойчивое мнение сложилось у «компетентных» органов страны. И волны арестов следовали одна за другой. Самая крупная из них последовала в 1930 г. Она затронула в первую очередь профессорско-преподавательский состав военных академий, где нашли работу многие бывшие генералы и офицеры, имевшие богатый опыт Первой мировой и Гражданской войн. В головном военно-учебном заведении Красной армии – Военной академии имени М.В. Фрунзе – были арестованы преподаватели: Н.Л. Владиславский-Крекшин (бывший генерал-майор), С.Г. Лукирский (быв. генерал-майор), Е.К. Смысловский (быв. генерал-майор), А.Е. Снесарев (быв. генерал-лейтенант), В.Г. Сухов (быв. подполковник) и др.

В 1931 г. в той же академии подверглись аресту: Е.М. Голубинцев (быв. полковник) А.Г. Лигнау (быв. генерал-майор), Д.Н. Надежный (быв. генерал-лейтенант), Н.П. Сапожников (быв. генерал-майор), С.А. Пугачев (быв. капитан), К.И. Бесядовский (быв. полковник), А.А. Свечин (быв. генерал-майор), С.Г. Бежанов (Сакварелидзе) – быв. подполковник и др. Тогда же был арестован и бывший преподаватель академии А.И. Верховский, работавший в то время начальником штаба Северо-Кавказского военного округа. Из других московских академий также сильно пострадала Военно-воздушная академия имени проф. Н.Е. Жуковского, из ленинградских – Военно-политическая, Военно-морская, Военно-медицинская академии.

В чем же их обвиняли? Конечно же, в контрреволюционной деятельности. Например, товарищеские вечера бывших сослуживцев и деловые совещания по обсуждению вопросов совершенствования учебного процесса со слушателями академии, а также встречи георгиевских кавалеров выдавались за контрреволюционные сборища с антисоветской тематикой. Свидетельствует упомянутый выше Е.М. Голубинцев: «Мне предъявлено обвинение в активном участии в военной контрреволюционной организации с целью низвержения советской власти. Тягчайшее преступление со всеми налицо увеличивающими вину обстоятельствами. В отношении себя заявляю – первое: а) никогда ни в какой контрреволюционной организации я не состоял и не знал о существовании таковых до моих допросов у следователя; б) никто никогда не предлагал мне вступить в ту или иную контрреволюционную организацию ни прямым, ни каким-либо косвенным предложением и никто не говорил о существовании таких организаций.

Второе: в апреле 1918 года я добровольно вступил в ряды Красной армии и честно прослужил в таковой почти тринадцать лет, являясь ее активным работником. Формулу лояльного работника я не признаю вообще, а в Красной армии не допускаю: командир Красной армии может быть только активным работником, командир Красной армии должен быть командир-революционер, готовый в любую минуту стать на защиту пролетарской революции. Таким я был, таков есть, и таким буду, если будет к тому предоставлена мне возможность»[15].