Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»

– Вы правильно расслышали. Но у меня создалось впечатление, что ван Гельдер уже ее, пожалуй, отлюбил, а? Слишком она стала, так сказать, психопатичной духовной подругой присутствующего здесь святого отца. – Я повернулся к де Графу. – Этот наш розовый бутон – вовсе не наркоманка. Гудбоди умеет придавать этим следам на ее руках вид подлинных. Он сам мне говорил. Ее умственное развитие – отнюдь не на уровне восьмилетнего ребенка, она старше самого греха. И в два раза злее.

– Не понимаю, – измученным голосом произнес де Граф, – ничего не понимаю.

– Она служила трем полезным целям, – продолжал я. – Кто же мог усомниться, что ван Гельдер, имея такую дочку, является нешуточным врагом наркотиков и всех тех злых людей, которые на них зарабатывают? Во–вторых, она была идеальной посредницей между ван Гельдером и Гудбоди. Ведь они никогда не вступали в прямой контакт, даже по телефону. А что самое существенное – была важным звеном в системе доставки наркотиков. Она возила свою куклу в Хейлер, заменяла ее, на другую, наполненную героином, доставляла на лоток с куклами в парк Вондел и там снова ее заменяла. Аналогичная кукла уже, разумеется, лежала на лотке, когда он прибывал за новой порцией. Это очень красивое дитя, наша Труди. Только ей не следовало прибегать к белладонне, чтобы придать своим глазам стеклянное, наркоманское выражение. Я не сразу разобрался, но как только мне дали немного времени, чтобы навести в голове порядок, все стало ясно, Труди перестаралась. Мне доводилось видеть слишком много тяжелых наркоманов, чтобы определить разницу между подлинником и подделкой. И тогда я уже знал многое.

Труди снова хихикнула и облизала губы.

– Можно мне теперь в него выстрелить? В ногу. Или повыше?

– Ты прекрасное созданье, – сказал я, – но должна помнить, кому принадлежит первенство в таком деле. Ты бы огляделась, а?

Она огляделась. И все сделали то же самое. Кроме меня. Я смотрел прямо на Белинду, а потом почти неуловимым движением головы указал на Труди, которая стояла между ней и распахнутыми грузовыми дверьми. Белинда в свою очередь взглянула на Труди. Я не сомневался, что она все поняла.

– Вы глупцы! – бросил я презрительно. – Как вы думаете, откуда у меня вся эта информация? Мне ее дали! Два человека которые смертельно испугались и продали вас за обещание смягчить кару. Моргенштерн и Муггенталер.

Несомненно среди присутствующих были начисто лишенные нормальных человеческих чувств, но и они непроизвольно следовали естественной человеческой реакции на неожиданность. Они сосредоточенно всматривались в Моргенштерна и Муггенталера, которые застыли с недоверием в глазах и умирали с разинутыми ртами: у обоих было оружие, а револьвер, который я теперь держал в руке был очень мал, и нельзя было себе позволить только ранить их. В тот же миг Белинда толкнула плечом остолбеневшую от удивленья Труди, и та отлетела назад, закачалась, пытаясь удержать равновесие, на пороге грузовых дверей и вывалилась наружу.

Ее тонкий, пронзительный крик еще не утих, когда де Граф отчаянно попытался схватить ван Гельдера за руку с пистолетом, но у меня не было времени проверять, удалось ли ему это. Я приподнялся и бросился на Гудбоди, который пару минут назад опрометчиво сунул пистолет под мышку и теперь силился его извлечь. Гудбоди повалился навзничь с грохотом, наглядно подтвердившим солидность оставшегося невредимым пола, а мгновением позже я приподнял его, обхватив сзади и стиснув горло сгибом локтя так, что оттуда сразу же послышалось прерывистое хрипение.

Де Граф лежал на полу, кровь стекала из ссадины на его лбу. Он тихо стонал. Ван Гельдер держал перед собой вырывающуюся Белинду, используя ее в качестве щита, подобно тому, как я – Гудбоди.

– Я знаю Шерманов этого мира. – Тон ван Гельдера был спокойным, чуть ли не доверительным. – Они никогда не рискнут причинить зло невинному, особенно такой красивой девушке. Что же до Гудбоди, то но мне его можно прекратить в решето, и поделом. Я ясно говорю?

– Вы ясно говорите, – сказал я.

– И так же ясно добавляю еще одно, – продолжал ван Гельдер. – У вас эта маленькая игрушка, а у меня полицейский кольт, – я кивнул. – Это моя охранная грамота, – он двинулся к лестнице, держа Белинду между нами. – На улице стоит голубой полицейский пикап. Мой пикап. Я его забираю. Спускаясь, я разобью все телефоны в доме. Если, дойдя до машины, я не увижу вас в грузовых дверях, эта девушка уже не будет мне нужна. Вы меня поняли?

– Понял. А если вы ее убьете, то уже больше никогда не сомкнете глаз. Это вы знаете.