Кукла-талисман

— Храмы не гниют, Рэйден-сан. Да, от изделия мастера Куродо останется в итоге кучка гнили. Так ведь и от моих обрядов, несущих мир и покой несчастной банщице Юко, к ночи останется лишь жалкое сотрясение воздуха. Но, поверьте, молитвы продолжат звучать даже после того, как я закрою свой беззубый рот и удалюсь прочь. Если вы их не услышите, то душа банщицы услышит наверняка. А храм-замóк пребудет здесь вовеки, даже если он сгниёт до последней дощечки. Подножием он упрётся в преисподнюю, крышей вознесётся до небес. Дождь? Ветер? Молния вашего небесного тёзки не причинит ему вреда. Вы мне верите?

Я кивнул.

«…от моих обрядов, — сказал святой Иссэн, — несущих мир и покой несчастной банщице Юко, к ночи останется лишь жалкое сотрясение воздуха». Впервые я сообразил, что имя банщицы значит «Дитя ночи». Совпадение? Кладбище Журавлиный Клин; журавли на обоях в жилище Юко, журавли на ширме в моём кабинете…

Совпадения — знаки, которые нам посылает судьба.

— Онрё, — сменил я тему. — Иссэн-сан, что нужно, чтобы человек после смерти превратился в ужасного онрё?

Монах вздохнул:

— Три вещи, Рэйден-сан. Три вещи, столь свойственные людям, что мы их даже не замечаем. Во-первых, надо, чтобы при жизни человек не достиг своих целей, как бы он к ним ни стремился. Во-вторых, умирая, человек должен испытывать ненависть, горечь, злобу. И наконец, будучи при смерти, он должен гордиться, наслаждаться той властью над обидчиками, которую обретёт, превратившись в онрё. Если говорить проще, умирающим должна владеть всепоглощающая страсть, усиленная злобой и подкреплённая желанием отомстить. Онрё и есть эта страсть, власть, месть.

Поразмыслив, настоятель добавил:

— Ещё желательно, чтобы умерший не оставил потомков, которые могли бы почитать предка и умиротворять его поминальными жертвами. Это желательно, но не обязательно. Страсть, неутолённая страсть — вот что лежит в основе появления мстительного духа.

— А если онрё… Если дух умершего, уже обратившись в онрё, отвергнет эту страсть? Если у него появится иная страсть, превыше этой?

— Я не слыхал о таких случаях, Рэйден-сан. Но полагаю, тогда онрё утратит силу и спокойно отойдёт в мир иной. Ну, разве что новая страсть будет отягощена не менее сильной злобой и не менее жгучей тягой к мести. Тогда дух останется прежним онрё, доставляя обидчикам уйму неприятностей.

— Я признателен вам, Иссэн-сан.

— За что?

— Вы просветили меня, неразумного. То, что вы сказали, очень важно.

Он смотрел мне вслед, когда, пробираясь меж надгробиями и оскальзываясь в грязи, я шёл к выходу с кладбища. Кажется, монах хотел задержать меня, расспросить о чём-то. Хотел, но передумал, за что я был благодарен святому Иссэну.

Я бы не смог ему солгать, задай он прямой вопрос.

Глава пятая

Цветы больше не пахнут

1

«Пожалуйста, проходите, проходите!»

Это была самая приличная харчевня в квартале.

По крайней мере, единственная в здешних краях, чьё название я мог вспомнить. У «Эйкю хару» имелся высокий фасад, выкрашенный в зелёный цвет — чтобы соответствовать названию[14] — и два зала: верхний и нижний. Я расположился в верхнем, более дорогом, став предметом насмешек посетителей из нижнего… Заказал мэсимоно[15] с угрём, красным рисом и каштанами — и бутылочку подогретого саке.

Кроме меня, наверху больше никого не было.

Чему тут удивляться? Кто станет привередничать в трёх шагах от выхода из портового квартала? Проще уж выйти за ворота и подыскать другое, более пристойное место. К порту идут за дешёвой едой и дешёвой выпивкой. Но владелец «Эйкю хару», похоже, решил совместить высокое и низкое — как в прямом, так и в переносном смысле — и загребать монеты двумя руками сразу.

Одна рука оказалась короче другой. Снизу нёсся нестройный хор голосов, звяканье посуды, оттуда тянуло кухонным чадом, а наверху царили вкрадчивый полумрак, изысканные ароматы, относительная тишина — и явная нехватка клиентов.

Меня, в отличие от хозяев, это вполне устраивало.

— Ко мне могут прийти, — предупредил я ещё на входе. — Кто бы ни спросил господина Торюмона, бегом ведите ко мне. Кто бы это ни был, хоть распоследний оборванец. Ясно?

В ответ я получил самые горячие заверения, что всё будет исполнено в точности.

Когда подогрели саке и принесли ломтики маринованного дайкона в имбирном соусе, я повторил свои указания подавальщику. Теперь оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что мой расчёт верен.

За окном стремительно темнело. Вскоре даже мягкий свет бумажных фонариков не позволял разглядеть, что творится снаружи. Я не торопясь попивал остывающее саке. Напиваться мне нельзя, но и совсем трезвым я быть не должен. Вот ведь задача: как соблюсти меру?

Принесли мэсимоно. Вдохнув пряный аромат, я сделал знак подавальщику задержаться. Положил в рот кусочек рыбы, обильно политой соусом, попробовал рис.

— Передай хозяину, что блюдо восхитительно, а обслуживание безукоризненно. Но я вынужден расплатиться заранее: меня могут вызвать по важному делу в любой момент.