Кукловод

Виктор непроизвольно вспомнил давешнюю бабку, в хате у которой преступник жил какое-то время. Та тоже на постояльца не жаловалась, отметив, что вел он если и не пуританский, то весьма пристойный образ жизни.

Взяв координаты Терешкиной, Леонченко отпустил осведомителей, посоветовав о произошедшем лишний раз не болтать. И добавил, что, не исключено, придется их вызвать на допрос еще раз.

Домой Алексей вернулся, когда на улице уже было темно. Под вечер он вместе с Виктором вернулся в прокуратуру, где они на пару принялись обмозговывать события минувшего дня. Леонченко сокрушался, что не допетрил оставить бойца внизу, во дворе, куда выходили окна двадцать шестой квартиры. Кто же знал, что убийца воспользуется пожарной лестницей.

Оставив машину на охраняемой стоянке, Алексей к своему дома отправился пешком. Подходя к подъезду, он внезапно замер, явно почувствовав спиной чей-то пристальный взгляд. Резко обернулся, однако во дворе никого не было. Даже бабушки, обычно играющие в лото под одиноким фонарем чуть ли не одиннадцати часов, в этот вечер предпочли остаться дома. Либо разошлись пораньше. Вполне вероятно, отправились смотреть какой-нибудь фильм.

Еще раз окинув взглядом пустой двор, Клёст вошел в подъезд и поднялся на в свою квартиру. Там Алексея уже дожидалась Клава, эротичным голосом сообщившая, что в его ящик свалилось письмо. Сев к компьютеру, он даже не особо удивился, увидев, что письмо от Кукловода, отправленное всего полтора часа назад.

«Поздравляю! Вам почти удалось меня взять. Не знаю, кто из вас двоих оказался таким умным, ты или твой напарник, но адрес вы выяснили за сутки до моего отбытия с этой квартиры. Впредь, наверное, я не рискну оставлять намеки по поводу моего местопребывания. Еще остались люди, с которыми мне предстоит встретиться, и я не хочу, чтобы мой план оказался нереализованным».

Алексей сохранил письмо. Первым его порывом было набрать номер Виктора, однако в письме не содержалось сколь-нибудь важной информации, поэтому он решил Леонченко не тревожить. Вот вернется из Слободска, и тогда они обо всем поговорят.

Глава 18

В Слободск пришлось ехать на рейсовом автобусе, поскольку у его «Жигуленка» подозрительно застучал движок. Машину Клёст тут же сплавил на круглосуточную станцию техобслуживания, и сразу помчался на автовокзал, чтобы успеть на восьмичасовой рейс.

До райцентра было часа полтора езды. Как назло, в автобусе ехали сплошь бабки, которые, несмотря на 30-градусную жару, были закутаны в платки и шали. При малейшей попытке открыть фрамугу тут же начинали ворчать, так что на конечной остановке в Слободске из расплавленного салона потный Клёст вывалился в насквозь пропитанной потом рубахе. Немного придя в себя, спросил у какого-то прохожего, как добраться до местного детского дома. Тот в ответ почесал темя, почему-то посмотрел на часы и пожал плечами. Только с пятой или шестой попытки Клесту удалось выяснить, как добраться до цели.

Слободский детский дом представлял собой мрачное трехэтажное здание красного кирпича. Невольно подумалось, что здесь скорее место душевнобольным, а не детишкам.

Сбоку от входа, над которым нависал ажурный козырек, серела мемориальная дощечка с отбитым нижним правым углом. Судя по надписи, в сентябре 1920 года в этом здании располагался штаб Второй конной армии под командованием Филиппа Миронова. Из командармов гражданской Алексей помнил только Буденного, Блюхера и Чапаева. Впрочем, на счет последних двух он сомневался. Вполне вероятно, что те командовали не армией, а корпусом, либо еще каким-нибудь подразделением.

Тяжеленную, обитую железом дверь едва удалось открыть. Успел удивиться, как дети с ней управляются, и тут же оказался в огромном сумрачном холле. Где-то вдалеке, куда уходила старинная лестница с чугунными периллами, слышались детские голоса. Здесь же за столом мирно посапывала толстая вахтерша. Видавший виды стул под ней жалобно поскрипывал в такт сопению, и казалось, что с минуты на минуту просто развалится на части. Алексей постоял перед вахтершей с полминуты, затем, поняв, что будить ее все равно придется, негромко кашлянул, и только после этого тетка встрепенулась.

— Хто такой? Чаво надобно?

— Здравствуйте, я могу увидеть вашего директора?

— Эта каково?

— У вас что их, несколько?

— Дык новый, Герман Трифоныч, токмо вторую неделю как дирехторствует. Может, у вас дело к прежнему, Юдифь Львовне?

— Как вы сказали? — ему показалось, что он ослышался.

— Козенко Юдифь Львовна. Директрису бывшую так зовут. Имя и правда чудное, а почему назвали так — мне то неведомо.

— А она долго работала?

— Лет тридцать, поди, оттрубила. Детишки ее любили и уважали, да и воспитатели тоже. Хоть и строгая была, а справедливая. А кады провожали Львовну на пенсию — все аж чуть ли ревмя ревели. Она-то сама уж крепилась, да и то под конец не сдержалась, слезу пустила.

— Та-а-ак, — протянул Клёст, соображая, как лучше поступить. С прежним директором встретиться надо бы в любом случае. Наверняка она вспомнит воспитанника с необычным именем Зиновий.