Куклы зазеркалья

Все было прекрасно: церемония, лепестки роз, осыпающие жениха и невесту, их сияющие лица, голуби, вылетающие из сложенных ладоней. Все было прекрасно. Но изнутри не переставало скрести – уныло, настойчиво, неотвязно. Не давало погрузиться в этот свадебный угар полностью. Как будто тонкий поводок – тянул, сдавливал легонько шею.

Напряжение не отпускало. Телефонную трубку я брала с некоторой опаской. В подъезд первое время заходила, преодолевая себя, подозрительно косясь на почтовые ящики.

Егор, никогда ранее не заплывающий за выставленные мною буйки, тоже пытался узнать, в чем дело. Он знал историю, связанную со мной. Еще бы! Об этом знал весь город. Слишком громкое. Слишком грязное для нашего захолустья. Невиданное, вызывающее, хоть и немного противное, чувство настойчивого любопытства.

Он все знал и никогда не спрашивал об этом. Мы жили здесь и сейчас. Я интересовалась только стандартными данными о его прошлом: где родился, где жил до этого, кто родители, где учился…. Все по списку. Жили только тем, что могли дать друг другу сейчас. Мне нравилось ощущение мягкой заботы без навязывания, настойчивости. Хотя понимаю насколько ему тяжело держать себя в таких рамках. И пытаться сосуществовать рядом с моим депрессивным, мрачным, замкнутым состоянием, которым я закрываюсь, как щитом от остального мира и людей. И от него иногда тоже. Когда ситуация накалялась и воздух между нами напоминал электрическое поле, посверкивающее от напряжения, я подходила к нему, обнимала сзади и упиралась лбом в спину. Она такая твердая и одновременно уютная. И в такие моменты приходило понимание выражения «я за тобой, как за каменной стеной». Он моя каменная стена. И чувствовала, как большая теплая рука ложится на мою. Не надо говорить. Все и так понятно.

За свадебным столом мы сидели отдельно. Свидетельница должна сидеть за столом рядышком с женихом и невестой. Но я время от времени ловила его взгляды и шутливо поднимала глаза к небу – мол, так все это надоело. И хотелось, очень хотелось в такие моменты выкинуть все из головы. Сказать: «Да пошло все к черту!». Я не поддамся на дешевые эффекты.

И в голове уже зрело решение запечатать все мысли, воспоминания в большую коробку и выбросить на помойку. Все это мне больше не нужно и только мешает жить дальше.

Мы вернулись домой уже под утро, устало обменялись поцелуями и, обнимаясь, но, приняв душ, сразу, же вырубились и проснулись от тихого поскуливания. Дрейк, положив голову на край кровати, жалобно поглядывал на нас. Бедный пес.

Покряхтывая, Егор встал и, натянув тренировочный костюм, позвал четвероного друга гулять. Весело процокали когти по полу, послышалось бряцание ключей в двери. Все стихло.

Я еще понежилась на мягком матраце. И вдруг вспомнила тот старый продавленный, под которым выпирали пружины, и пахло от него и белья хлоркой и лежачими больными, чужим потом…

Резко села на кровати, потерла лицо. Потом быстро стащила все белье на пол, загрузила машинку, налив побольше в отсек для порошка вонюче-сладкого кондиционера, и постелила заново.

Прошлепала на кухню и задумала приготовить на завтрак блинчики, надо было занять себя чем-нибудь до их возвращения. Солнышко светило ярко. Я открыла окошко и методично выпекала блин за блином. На улице весело щебетали птички, блинная гора становилась выше.

Посмотрела на часы, что-то они сегодня долго. Это странно. Пошла искать телефон, но напрасно потратила время – ответная трель раздалась где-то в квартире. Его мобильник нашелся в куче одежды оставленной на кресле вчера.

Пока они не вернулись, бестолково слонялась по квартире, понимая, что беспокоиться и выдумывать всякие ужасы еще рано. Надо успокоиться. Идти искать их тоже не вариант, парк большой, могу просто разойтись с ними. Или просто встретили знакомого, разговорились. Куча вариантов.

Но противный тоненький голосок внутри пищал, даже не пищал, а вопил: «Это он! Это он!». Я пошла, умылась холодной водой. Посоветовав себе прекратить истерику, пока еще ничего не произошло. Если через час не вернутся, то пойду искать сама. Если не найду сама, то что же делать, придется потревожить людей в их первый день супружеской жизни и позвонить Глебу. Больше не знала, что придумать.

С нетерпением следила за стрелкой на часах и уже вскочила, чтобы нестись к парку на всех парах, как заскрипела входная дверь.

Уф. Выдохнула.

– Что же вы так долго…

Слова замерли в горле. Егор нес Дрейка на руках, лицо серое, волосы взъерошены, в глазах боль, потрясение, и чувство вины. Пес был частично забинтован, нос разбит.

Устало уложив его на диван, он сам сел на пол рядом. Я подошла и погладила осторожно короткую шерстку между ушей. Карие глаза печально поглядели не меня.

– Что случилось?