Куколка

Полагаю, рыданьям взахлеб малограмотного люда мы обязаны не меньше, чем разуму философов и чувствам художников. Неортодоксальная вера была единственным средством, через которое подавляющее большинство людей, не философов и не художников, могли выразить то болезненное произрастание своего «я» из твердой почвы иррационального, опутанного традициями общества, при всей своей иррациональности прекрасно понимавшего, как много зависит от того, чтобы традиции не пересматривались, а основы не потрясались. Надо ли удивляться, что для своего выживания и самовыражения новорожденное эго (чье созревание окрестили романтическим веком) зачастую выбирало способы столь же иррациональные, какими его обуздывали?

Мне противен нынешний евангелизм с его фальшивыми рекламными ходами и тошнотворной закоснелостью взглядов. Похоже, в христианстве он безошибочно отбирает самое негодное и отсталое, а в современном мышлении коварно поддерживает все, что тянет назад, и тем самым отрицает суть Христа. Не лучше обстоит дело и во многих других религиях, например исламе. Однако в восемнадцатом столетии Джон Уэсли^{162} (вышеупомянутый священник), Анна Ли и подобные пережили совсем иное — духовное просветление, наступившее помимо, если не вопреки интеллектуальному просвещению, коим славен siecle de lumieres

^{163}. Энергичный Уэсли, бесспорно умевший убеждать, и упрямая, невероятно смелая, решительная и поэтичная Анна Ли, обладавшая талантом к образности, имели четкое видение неправильного устройства мира. Взгляд Анны был более бескомпромиссным, что отчасти объяснимо ее полом, но в основном ее необразованностью, что означало необременность грузом веры, традиций и всякого рода знаний. Подобные люди в душе революционеры, сродни первым христианам и их предводителю.

Как всегда бывает, в один прекрасный день усилия Анны Ли и, особенно, Джона Уэсли увенчались узколобым фанатизмом и духовной тиранией, столь же невменяемо гнетущей, как та, от которой поначалу они пытались избавиться. Но сейчас я говорю о первой искре, о духе, жившем в них, до того как поточное обращение в сектантскую веру вкупе с массовой вербовкой сторонников разбавили и затмили их в высшей степени доблестный личный пример. Чрезвычайно грустная ирония религиозной истории в том, что мы (подобно Мис ван дер Роэ^{164}, вставшему на колени перед Круглым Амбаром в Хэнкоке^{165}

) восхищаемся архитектурным и мебельным стилем трясунов, однако наотрез отвергаем веру и образ жизни их создавших.

Трясуны имеют чисто английские корни, но с родины их очень скоро погнали. В Манчестере реальная Анна Ли работала на фабрике, служила закройщицей у шляпника, поварихой в лазарете; вышла замуж за Абрахама Стэнли (кстати, кузнеца) и родила четверых детей, которые умерли маленькими. В 1774 году с горсткой единоверцев она уехала в Америку. Почти сразу муж ее бросил, какое-то время «семью» изводили не хуже чем в Англии, но именно в Америке прошли взросление и закат «Объединенного общества». После смерти Анны в 1784 году ее ученики вроде Джозефа Мичема и Люси Райт развили сектантские догматы и ритуалы, но в основе всего (и даже грандиозного оживления трясунов в сороковых годах девятнадцатого века) — ее весьма незаурядная личность.

Сейчас легко отмахнуться от ее видений, «продиктованных» рисунков, песен и мелодий, ее трансов, приписав их наивной вере и отчасти сексуальному воздержанию, коим славилось Общество (хорошо понимавшее весь вред подобного ограничения и компенсировавшее его «беседами» и прочими ритуалами). Подобная безудержная и странная религиозность существовала еще до Анны, во времена первых Французских Пророков, чьи слова я вложил в уста Уордли.

Однако в жизни «Объединенного общества» есть важная сторона, от которой так просто не отмахнешься: вдохновенная решимость бежать от голой науки, голого разума и традиций установленной религии в более гуманное общество, создание которого — единственное оправдание бегства от столь властных общественных богов. Все это выражено во фразе «любви тебе». Похоже, Анна Ли и первые трясуны предвидели время, когда миром, грозя его разрушить, будет править если не Антихрист, то уж определенно Мамона — всеобщая страсть к наживе и личному обогащению. Нынешний мир глух, точно бедняга Дик, он не слышит призыва к простоте, здравости и самоконтролю. «Объединенные трясуны» фактически сгинули, для Адама и Евы двадцатого века их вера слишком проста, а законы чрезмерно радикальны. Но для меня кое-что в их учении не мертво.